– Возможно, он и решил, что она от тебя.
Сильвии стало дурно.
– От… от меня?
Герцогиня быстро взяла себя в руки.
– Я поступила так, как сочла нужным в сложившихся обстоятельствах. Я не могла допустить, чтобы этот молодой человек отвлек тебя от графа.
Сильвия нащупала ручку кресла и села. Ей стало понятно, почему лорд Фэррон вдруг так охладел к ней. Его просто заставили думать, что она охладела к нему.
– Вы… не имели права так поступать, – сказала она.
– Не имела права? Имела! Я защищала интересы семьи. Главное – я защищала тебя! И дальше буду защищать. Ты вбила себе в голову какие-то глупости о графе и сравниваешь его с этим… лордом Фэрроном, у которого даже нет полного чиппендейловского гарнитура! Ты дала обещание графу и сдержишь его. От этого зависит все.
Сильвия встала, как в тумане.
– Вижу, мне нужно поговорить с папой.
Герцогиня всплеснула руками.
– О, ступай к нему. Расстраивай его еще больше, чего уж там! Подумаешь, отец только-только начал выздоравливать. Конечно же, он будет рад услышать, что ты передумала и нам снова угрожает банкротство.
– Он бы не хотел, чтобы я была несчастна, – проронила Сильвия, направляясь к двери.
– Счастье! – закричала герцогиня. – Счастье – это для щенков и… попугайчиков, а не для замужних женщин.
Закрыв за собой дверь будуара, Сильвия услышала, как герцогиня яростно затрясла колокольчиком, вызывая горничную.
* * *
Удивлению Томпкинса не было предела, когда он открыл дверь кареты Белэмов и увидел Сильвию.
– Вы одна, миледи? – спросил он, заглядывая в салон кареты так, будто герцогиня могла в любую секунду выпрыгнуть из-под подушек.
Сильвия оперлась на его руку и вышла из кареты.
– Да, Томпкинс, я одна.
– Когда мне сообщили, что нужно встретить поезд, я решил, вы обе вернетесь, – признался старый слуга.
– Нет, только я.
– Что ж, добро пожаловать, миледи. Герцог очень ждет встречи с вами.
– Как отец?
– Намного лучше, миледи. Вы не поверите, когда его увидите.
Сильвия почувствовала огромное облегчение.
– Пойду прямо к нему.
Двери отцовской комнаты были приоткрыты. Сильвия постояла немного, заглядывая в комнату.
Отец сидел на кровати. Покрывало вокруг него было завалено бумагами и газетами, одну из которых он изучал через увеличительное стекло. Услышав нежное «папа» Сильвии, он поднял глаза, полные радости.
– Милая, заходи, садись на кровать. Как я скучал по тебе и маме!
Сильвия, всматриваясь в лицо отца, вошла в комнату и опустилась на краешек кровати. Щеки его порозовели, в глазах опять появился живой блеск.
– Расскажи про Лондон, – попросил он. – Как там дом? Мне теперь не придется его продавать. И маме твоей не придется расставаться с ее драгоценностями. Она может продолжать жить светской жизнью, которая ей так нравится. И все благодаря графу.
Сильвия набрала полную грудь воздуха и начала:
– Ах да, граф. Папа, я хочу…
– Ты выходишь за щедрого человека, милая.
– Щедрого, возможно, но…
– Он сказал, что даже заплатит за нас, чтобы мы смогли оставить дом на Ривьере.
Сильвия услышала об этом впервые, и сердце ее упало. Чем больше граф обещал, тем больше они теряли с ее отказом выйти за него.
Отец тем временем счастливо продолжал:
– Мне бы вполне хватило и замка Белэм, ты же знаешь. Граф сказал, что я смогу вернуться и спокойно жить здесь, когда закончится ремонт.
– Да, ремонт, – пробормотала Сильвия.
– Вы с ним, конечно, уедете в Баварию. – Уголки рта герцога опустились. – Не скажу, что я рад этому. Бавария – все равно что Восток: слишком далеко для моих старых косточек.
– Слишком далеко, – повторила дочь.
Нужно ему все рассказать сейчас, пока разговор не зашел слишком далеко. Нужно рассказать.
– Папа, – сказала девушка, взяв его за руку, – я должна что-то сказать вам.
– Да, милая? Это насчет твоего приданого, конечно. Но посмотри… посмотри сюда. На секундочку. Ты знаешь, что это за бумаги? Это чертежи и планы. Граф (спасибо доброму человеку!) попросил меня разобраться, что нужно ремонтировать в замке. Я с Томпкинсом прошелся по замку… Не смотри на меня так! Я недолго ходил: часик туда, часик сюда – но увидел достаточно. В архивах я нашел оригинальные поэтажные планы, можешь поверить?
Глаза герцога сияли от восторга. Давно уже Сильвия не видела его таким оживленным. Слова он произносил четко, руки не дрожали. Ему действительно стало лучше. Потому что жизнь стала налаживаться. Потому что его любимый замок Белэм будет спасен. Потому что его родовое имя не будет покрыто позором, и он не превратится в банкрота без гроша за душой.