53 
– Вы – мой опекун! – с жаром вскричал Перегрин. – Именно вы управляете моим состоянием!
Граф выставил перед собой руку с наманикюренными ногтями.
– О нет, Перегрин! В качестве вашего опекуна увольте меня от подобных дискуссий, прошу вас. Будучи им, я уже дал вам понять, что не позволю пустить ваше состояние по ветру. А вот в качестве вашего кредитора мне очень хотелось бы знать, когда вам будет удобно выкупить свои расписки.
К этому времени Перегрин окончательно пал духом, но, из последних сил вздернув подбородок, заявил со всей твердостью, на какую был способен:
– В таком случае, сэр, я вынужден просить вас подождать до начала следующего квартала, когда я смогу отдать вам бо́льшую часть своего долга.
Граф вновь окинул его таким взглядом, что Перегрин съежился, чувствуя себя маленьким и никчемным.
– Быть может, мне следует объяснить вам – в качестве вашего опекуна, – что долг чести принято уплачивать незамедлительно, – мягко проговорил его светлость.
Перегрин вспыхнул, сцепил пальцы в замок на колене и пробормотал:
– Знаю.
– В противном случае, – продолжал граф, аккуратно поправляя одну из складок своего шейного платка, – вам придется отказаться от членства в клубах.
Внезапно Перегрин вскочил на ноги.
– Вы получите деньги к завтрашнему утру, лорд Уорт, – срывающимся голосом провозгласил он. – Знай я о том… о том отношении, которое вы изберете применительно ко мне, я бы уладил вопрос с оплатой до своего визита к вам.
– Позвольте мне объяснить вам еще одну вещь – я вновь выступаю в качестве вашего опекуна, Перегрин. Если в течение следующих двух лет я узнаю, что вы обращались к моим друзьям Говарду и Гиббсу или к любому иному ростовщику, вы вернетесь в Йоркшир и останетесь там вплоть до своего совершеннолетия.
Перегрин сжал губы так, что они превратились в тонкую полоску, и, уставившись на графа, взмолился:
– Что же мне делать? Что я могу сделать?
Граф указал ему на стул.
– Садитесь.
Перегрин повиновался, не сводя встревоженного взгляда с лица своего опекуна.
– Понимаете ли вы: я действительно имею в виду то, что сказал? Я не стану ссужать вас авансом для того, чтобы вы могли расплатиться со своими карточными долгами, как и не позволю вам обратиться к евреям.
– Да, понимаю, – пролепетал бедный Перегрин, с трепетом ожидая продолжения.
– Очень хорошо, – сказал Уорт и, взяв нетолстую стопку расписок, разорвав ее на две части, бросил в корзину для бумаг, стоявшую под его туалетным столиком.
Первым чувством, которое испытал Перегрин при виде столь неожиданного поступка, стало невероятное облегчение. Он ахнул, и кровь бросилась ему в лицо. Затем быстро вскочил на ноги и сунул руку в корзину.
– Нет! – выкрикнул он срывающимся голосом. – Если я проигрываю, то плачу́ по своим долгам, сэр! Если вы не намерены ссудить меня авансом и не позволяете мне обратиться к ростовщикам, то сохраните мои расписки до тех пор, пока я не стану совершеннолетним!
Пальцы графа сомкнулись на его запястье и, несмотря на кажущуюся хрупкость, их железная хватка заставила Перегрина поморщиться.
– Бросьте их, – негромко сказал граф.
Перегрин, успевший схватить разорванные клочки бумаги, продолжал держать их в руке, угодившей в стальной капкан.
– Ни за что! Я проиграл в честной игре и потому не намерен оставаться вам обязанным! Вы очень добры – чрезвычайно добры, я бы сказал, – но я предпочту скорее лишиться всего своего состояния, нежели согласиться с подобной щедростью!
– Бросьте их, – повторил граф. – И не льстите себе, полагая, что, уничтожив расписки, я пытаюсь проявить к вам доброту. Я не хочу, чтобы обо мне говорили как об опекуне, позволившем себе выиграть четыре тысячи фунтов у своего подопечного.
– Не вижу, какое это имеет значение, – угрюмо заявил Перегрин.
– В таком случае, вы необычайно тупы, – парировал граф. – Должен предупредить вас: мое терпение отнюдь не безгранично. Бросьте расписки! – С этими словами он еще сильнее стиснул руку Перегрина. От боли у юноши перехватило дыхание, и он выронил смятые обрывки на дно корзины. Уорт немедленно отпустил его. – Так о чем вы хотели поговорить со мной? – как ни в чем не бывало осведомился он.
Перегрин подскочил к окну и застыл, невидящим взглядом глядя сквозь него. Рука его бесцельно теребила кисточку портьеры, а поза выдавала охватившие юношу безраздельное уныние и досаду. Граф, не шелохнувшись, сидел и смотрел на него с легкой улыбкой во взоре. Спустя несколько минут, видя, что Перегрин все еще не может справиться с собой, он встал и снял свой парчовый халат, небрежно швырнув его на постель. Подойдя к платяному шкафу, надел сюртук. Тщательно застегнув его на все пуговицы, смахнул несуществующую пылинку со своих сверкающих ботфортов и критически обозрел собственное отражение в высоком зеркале, после чего взял с туалетного столика табакерку севрской работы и сказал:
53 
