Особенно,... 
23 
– С чего, черт возьми, ты взяла, будто что-то случилось? – огрызнулся Лучиано.
– Это очевидно.
Его глаза, темные, блестящие, такие соблазнительные, обрамленные пушистыми ресницами, пристально смотрели на нее. Она еле держала себя в руках. Лучиано молчал, стиснув зубы.
– Я не рассержен.
– Хорошо, не буду вмешиваться.
– Возможно, так лучше.
Она отвернулась к окну, за которым открывался замечательный вид с клумбами, аккуратно постриженными кустами в английском стиле и поросшим мхом старым фонтаном. Не хотелось поддаваться гипнотическому взгляду Лучиано.
– Я хотела поговорить об одежде, которую ты для меня купил.
С этими словами она вытянула вперед ногу, демонстрируя босоножки, и стыдливо опустила ее.
– Эти туфли великолепны. Да и все остальные вещи тоже. Но я не могу принять это, кроме разве что босоножек.
– Почему? И да, повернись лицом, когда разговариваешь со мной.
С неохотой Джемайма повернулась и тут же поняла, почему предпочитает говорить с ним, не имея зрительного контакта. Он слишком сильно влияет на нее. Мысли отключаются, едва она ощущает на себе его взгляд. Джемайма опустила ресницы, пытаясь хоть как-то защититься от его влияния. Губы задрожали от напряжения и волнения.
– Очень благодарна тебе за столь щедрый жест, но я не привыкла получать такие дорогие подарки от людей…
– Я не люди! Кроме того, я предположил, что ты привыкла получать подарки от мужчин.
– Да. Но это не значит, что так правильно. Раньше принимала, но это не значит, что я и сейчас так поступаю. Может, я решила измениться. – Джемайма медленно закипала.
– А может, я римский папа? – съязвил Лучиано.
– Жизнь с Никки изменила меня, заставила ценить то, что действительно важно.
– Уже через несколько часов после его рождения ты приняла решение о том, что важнее для тебя. Деньги. Забыла?
Джемайма вскинула подбородок.
– Однако это не значит, что я не могу изменить своего мнения. И я действительно изменилась. К твоему сведению, я стараюсь начать все с чистого листа.
Лучиано рассмеялся, холодно блеснув глазами.
– Ты шутишь, да?
– Нет. – Джемайма с горечью вспомнила, как покойная сестра не раз говорила об этом. – Наступает момент, когда человек меняется. Зачем бы ты мне стал отдавать всю эту одежду, бог мой?
– Ты не такая наивная.
Джемайма еще больше покраснела.
– Значит, очевидно, это подарок, намекающий на определенные ожидания. И если я не готова соответствовать этим ожиданиям, я не могу принять и подарок.
– Ты можешь соответствовать тому, чего я от тебя жду.
Его глаза уже мысленно раздевали ее, от этого Джемайму бросало то в дрожь, то в жар, между ног запульсировало, грудь тотчас налилась, соски напряглись и обрисовались под тонкой тканью футболки.
– Я здесь только на несколько недель ради твоего сына. Для него, а не для тебя.
Лучиано выругался.
– Я стараюсь быть честной, чтобы избежать недопонимания.
Лучиано медленно приближался к ней, плавно и грациозно, как ночной хищник. Что такая женщина, как она, знает о честности? Он еще раз выругался. Знает ли она вообще, что это такое?
Сейчас он был так близко, что она могла дотронуться до него. Сердце бешено заколотилось. Джемайма напряглась и выпрямила спину.
– Мне не нравится, как ты выражаешься.
– А мне не нравится, когда люди вокруг меня говорят ерунду или лгут. Ты говоришь, что не хочешь лгать мне, и уже это большая ложь.
Джемайма смотрела на него широко распахнутыми глазами.
– Ты всегда уверен в собственной привлекательности?
Он медленно начал расплетать ее косу.
– Я хочу увидеть твои волосы распущенными.
«Жизнь с чистого листа», – прокручивал он в голове. Неужели она действительно надеется впечатлить его такими словами? Как она может смотреть на него своими ледяными голубыми глазами и врать, врать в лицо? Бесстыдная глупая лгунья. Гнев снова разгорелся в его сердце. Он слишком хорошо знает, насколько бывает умна женская ложь.
– Ты слишком сильно тянешь волосы.
Лучиано запустил пальцы в ее светлую гриву и притянул к себе.
– Ты не должна мне лгать. Если бы ты знала, как я злюсь при этом, не стала бы так поступать.
Ее ноздри шумно втягивали его аромат, смесь дорогого одеколона с нотками лимона, чистого мужского тела и дорогого алкоголя. Это дурманило ее, внутри все переворачивалось.
– Через несколько недель я вернусь домой. Я здесь только для Никки.
23 
