52 
Крохотный человечек, бесшумный, как моль, шнырял по Зеленому залу, раскладывая по местам именные блокноты, выдаваемые на каждом заседании Коллегии. Никому не были известны ни его имя, ни должность, но все, кто когда-либо бывал сюда допущен, твердо знали — от этого востроносого, почти невидимого, с бесцветными глазками, посаженными впритык, зависит судьба. Блокноты располагались то ли по приказу, то ли в соответствии с информацией, добытой человечком, то ли особый нюх подсказывал ему, на каком расстоянии от кресла председателя им лежать, и этим расстоянием определялась степень расположения высшего руководства.
Спорить тут не приходилось. Все равно, что в русской рулетке, — расклад непредсказуем. Здесь, наверху, в большом почете всяческая нумерология, способность читать водяные знаки и улавливать недоступные обычному уху сигналы.
Он и сам был не чужд этой кабалистике. Поэтому, как только пожилая женщина в наколке внесла поднос с чаем и бутербродами из верхнего буфета, взял стакан в обхват, согревая зябнущую руку тяжелым подстаканником, и неторопливо пошел вокруг стола, поглядывая на обложки с оттиснутыми типографским способом фамилиями. Дальний конец — начальники отделов, выше — заместители председателя.
Предназначенный ему лежал справа от председательского места, первым. Напротив плотно уместился эбонитовый цилиндр с пучком отточенных, как патефонные иглы, карандашей.
Б. вернулся к угловому столику, где стоял поднос. Присел, погасил папиросу и пососал ломтик лимона, с удовольствием представляя, как Генрих, который завел моду являться на заседания раньше прочих, едва войдя и еще не замечая его, бесшумно промчится на цырлах в обход стола заседаний, сутулясь, кося, пошмыгивая и ероша плоско слежавшиеся волосы, — удостовериться. Он подождет, пока тот скривится, и лишь тогда окликнет.
Сюрприз! Тот, ясно-понятно, полезет с объятиями, густо дыша вчерашними миазмами…
Так и вышло.
Акулов прибыл в одиннадцать, и все пошло своим чередом. Необычно было то, что все члены, кроме него, явились в форме. Новшество, о котором его не поставили в известность. Б. чувствовал себя белой вороной, но китель с четырьмя ромбами в петлицах и синие галифе остались в Харькове. Он и там их надевал только на торжественные заседания и в ЦК.
Слушали отчет комиссии по введению паспортов для населения. Как автор идеи, позволявшей окончательно взять под контроль сельскую массу, причем не с помощью паспортов, а именно их отсутствием, Б. с самого начала числился главой комиссии. Однако вся работа сосредоточилась здесь, в Москве, и прямо руководить процессом он не мог. После отчета был зачитан, а затем единогласно одобрен проект постановления, которое теперь предстояло принять Совнаркому.
Затем докладывал начальник Секретно-политического. Промежуточные итоги работы отдела после трех широких процессов: украинского «заговора профессуры», к которому Б. имел прямое отношение, дела Промпартии и меньшевистского Союзного бюро. Пошла статистика — и он неторопливо занес в блокнот цифры. Выявлено среди населения буржуазных спецов: один миллион двести пятьдесят тысяч. Из них: от работы отстранены в результате чисток сто тридцать восемь тысяч, разоблачены как враги советской власти и ликвидированы — двадцать три тысячи.
Генрих дернулся. «А остальные? — на ярко-малиновой, оттянутой лодочкой нижней губе вспух пузырек слюны. — Они у вас что, ангелы? Перековались? Миллион с четвертью! Да это ж…»
Акулов неторопливо поднял ладонь: «Генрих Германович! При всем уважении, должен заметить: по моим сведениям, в ваших структурах их процент велик, как нигде. Или я ошибаюсь?»
Ладонь припечатала черную кожаную папку с тисненой серебром надписью «К ответу». Генрих проглотил не мигнув, но зафиксировал. Занес куда-то туда, где у него хранились счета, по которым всегда расплачивался с процентами. Он сидел справа от Б., на протяжении всего заседания беспокойно ерзал, словно ему не терпелось по нужде, комкал в руке носовой платок и похмельно потел.
Приняли два второстепенных постановления, затем были розданы для ознакомления машинописные копии справки «О продовольственных затруднениях в УССР», предназначенной для Политбюро. Б. и к ней имел непосредственное отношение. Наконец Акулов подвел черту: «На сегодня — все. Если вопросов нет — желаю успехов в работе».
Справка давно устарела. Как и те единичные факты, которые в ней приводились. Но, похоже, это никого здесь не интересовало. С какого-то момента считалось неактуальным. И тем более непонятно, зачем понадобилось выдергивать его из Харькова и заставлять мчаться в столицу.
52 
