126 
В то время в самом воздухе Англии напряженность все возрастала. Испанская угроза подползала все ближе, и не было человека, который бы этого не чувствовал. Нидерланды оказались в затруднительном положении, и туда вновь направили Лестера. На этот раз ему было поручено сказать им, что они должны сами договориться с испанцами, поскольку ввиду возросшей угрозы своим собственным берегам королева уже не могла заботиться об их безопасности.
Теперь она не позволила Эссексу сопровождать отчима.
— Кто-то же должен развлекать меня, — заявила она и оказала ему честь, сделав своим старшим конюшим, позаимствовав эту должность у Лестера, которого назначила смотрителем своей резиденции в Виндзоре. Она желала, чтобы Лестер знал, что никто не сможет заменить ей ее Глаза, но в то же время ей хотелось, чтобы его красивый пасынок был постоянно при ней.
К этому времени Лестер, должно быть, понял, что если королева полюбила, то это навсегда. Бедный Лестер! Он был уже стар и ему постоянно нездоровилось. Куда подевался удалой красавец ее, да и моей молодости? Он исчез, а на его месте появился столь же видный, но располневший мужчина, одолеваемый подагрой и другими болезнями, результатом долгих лет излишеств и злоупотреблений. Его некогда здоровый румянец сменила нездоровая краснота.
Тем не менее она всю жизнь оставалась ему верна. Она простила ему таинственную смерть его первой жены, брак со мной, его многочисленные попытки обмануть ее и наконец нидерландское фиаско. Поистине она была верной госпожой и любовницей.
Она, как и прежде, обожала наряды и в последнее время тяготела к белому цвету. Она всегда любила белую одежду, с тех самых пор как черный и белый были особенно модными цветами. Елизавета считала, что белый цвет идет к ее стареющему лицу. В редких случаях, когда мне удавалось ее увидеть, всегда в одностороннем порядке, например, когда она проезжала по улицам, отправляясь в путешествие по стране, я не могла с ней не согласиться. Ее кожа была свежей, а воздержанность в пище и питье позволили ей сохранить стройную девическую фигуру. Она была необыкновенно изящна и грациозна. Честно говоря, я никогда и ни у кого не видела более царственной осанки. Таким образом, издалека она все еще казалась молодой, а блеск и пышность, которыми она себя окружала, способствовали тому, что народ считал ее бессмертной.
Хорошо зная Эссекса, я понимала, что в какой-то степени он в нее влюблен. Он не мог от нее оторваться. Все лето он находился при дворе, и они проводили почти все время вместе, играя в карты до поздней ночи. Его искренность не могла не приводить ее в восторг, потому что он был чужд притворства, а значит, не скрывал своего восхищения ею. Тот факт, что он был почти на тридцать лет моложе ее, делал подобное отношение комплиментом, ценнее которого для такой женщины, как Елизавета, ничего не могло быть.
Мне было нетрудно ее понять. Я знала, как много значит для женщины восхищение молодого и красивого мужчины. Я возобновила свою дружбу с Кристофером Блаунтом, который очень изменился за время, проведенное в Нидерландах. Он стал намного решительнее и требовательнее, что отнюдь меня не отталкивало. Я позволила себе уступить его притязаниям, и мы продолжили нашу захватывающую связь, особенно романтичную для меня, поскольку нам приходилось соблюдать крайнюю осторожность.
Я говорила ему, что опасаюсь за его жизнь в случае, если Лестер о нас узнает. Его тоже терзали подобные опасения. Но это лишь подстегивало нашу страсть. Тем временем Эссекс успел возбудить зависть всех остальных придворных, в особенности Уолтера Рейли, которому казалось, что мой сын его вытеснил.
Рейли был значительно старше и умнее Эссекса. Он мог быть сладкоречив, когда видел в том необходимость, но мог быть честен и прямолинеен, если считал, что ситуация к тому располагает. В дополнение к яркой внешности, немедленно привлекшей внимание королевы, он был очень одаренным и проницательным мужчиной. Она называла его своей Водой, возможно из-за его имени[13], а быть может, потому что его присутствие ее освежало. Вероятно, она сравнивала его с потоком, бегущим рядом и предоставляющим возможность напиться, когда она в этом нуждается. Как бы то ни было, наличие прозвища свидетельствовало об особой к нему благосклонности.
Рядом оставались и стареющие фавориты. Бедный Хэттон, он заметно одряхлел, как и Роберт. То же самое можно было сказать и о Хинидже. Но королева сохраняла верность своим старым друзьям не только по самой своей природе, а также и потому, что они по-прежнему были ей полезны, и всегда держала их поблизости. По-своему она была так же верна им, как и Лестеру, хотя все при дворе знали, что никто не сможет занять в ее сердце место, принадлежащее Лестеру, которого она любила с юных лет и верность которому хранила всю жизнь.
126 
