Особенно,... 
92 
– Ну как она?
Элайза лишь пожала плечами:
– Ее сильно растрясло. Да и этот холод, сырость… Кашель стал хуже.
Элайза хотела шагнуть под навес, но Клинок удержал ее.
– Я хотел бы поговорить с вами наедине.
– Хорошо. – Она взглянула на него с любопытством, словно сбросив груз усталости. – О чем?
– О Ксандре. Она беременна.
Клинок произнес эти слова с нарочитой резкостью, чтобы скрыть обуревавшие его эмоции.
– Нет!
Элайза отшатнулась от него в шоке, потом обернулась к навесу, пытаясь разглядеть в темноте съежившуюся фигурку.
– Ей страшно, стыдно. Нужно, чтобы с ней поговорила женщина. Она нуждается в вас, Элайза.
Больше ему говорить ничего не пришлось. Элайза медленно шагнула вперед, потом решительно нырнула под навес. Стряхнув дождевые капли с одеяла, она положила его к огню, мысленно повторяя: «Бедная Ксандра, бедная, бедная Ксандра». Это несправедливо! Девочка и так настрадалась. Но Элайза знала, что Ксандре сейчас нужна не жалость.
Она подошла к девушке, села с ней рядом, оправила на ней юбку. Ксандра повесила голову, вся дрожа – то ли от холода, то ли от страха.
– Ксандра, я все знаю, – мягко сказала Элайза. – Клинок рассказал мне.
Ксандра задрожала еще сильней.
– Посмотри на меня, пожалуйста.
Никакого ответа. Тогда Элайза насильно подняла ей лицо и увидела, что из зажмуренных глаз Ксандры ручьем текут слезы.
– Ну открой же глаза. Все будет хорошо.
– Нет, не будет, – всхлипнула девушка.
И все же Элайза несказанно обрадовалась. Впервые после того ужасного случая Ксандра хоть как-то ответила на обращенные к ней слова.
– Нет, все будет хорошо. И не думай, что мы тебя не любим. Мы тебя очень любим и всегда будем любить.
Ксандра открыла глаза, стиснула зубы, лицо ее исказилось от сдерживаемых рыданий.
У Элайзы и самой из глаз текли слезы. Она обняла Ксандру, прижала к себе.
– Теперь все узнают, да? – простонала Ксандра. – Какой позор!
– Тише, не плачь. Все будет хорошо.
– Они будут смотреть на меня так же, как смотрят на Клинка. Они меня возненавидят.
– Нет, милая. Нет.
Но Ксандра ее не слушала. Элайза дала ей как следует выплакаться, с горечью думая о том, как несправедливо устроена жизнь. Неожиданно кто-то положил Элайзе руку на плечо.
– Что случилось? – спросила Темпл.
Элайза заколебалась, понимая, что не может оставить этот вопрос без ответа. Тщательно подбирая слова, она сказала:
– У твоей сестры будет ребенок.
– Она сама тебе сказала?
Элайза покачала головой и показала на Клинка.
– Ксандра думает, что все мы теперь будем ее ненавидеть, а я говорю, чтобы она не болтала глупостей. Правда ведь?
– Правда… – пробормотала Темпл, уязвленная тем, что муж сообщил эту новость не ей.
Она выпрямилась, взглянула на Клинка. Тот пил из кружки, не сводя глаз с Темпл. Его мокрые волосы поблескивали в свете костра.
– Почему? – срывающимся от обиды голосом спросила у него Темпл. – Почему ты сказал ей, а не мне? Ведь я ее сестра! Отвечай!
– Потому что… мне показалось, что Элайза сможет утешить и ободрить девочку.
– А я не смогу?
– Не так хорошо, как она.
– Откуда тебе знать?
– А ты посмотри на себя. Сейчас твоя сестра нуждается в участии, но с ней сидит Элайза, а не ты. Ты выясняешь отношения со мной. Почему? Потому что чувствуешь себя обиженной, твои чувства задеты. Тебя всегда интересуют только твои собственные чувства, а не чувства других людей.
– Неправда!
– Ты вспомни, как ты от меня ушла. Тебе было на меня наплевать. Тебе и сейчас на меня наплевать.
Он порывисто поставил кружку и, поднявшись, вышел под дождь.
Темпл хотела крикнуть ему вслед, что он очень ошибается. Он сам во всем виноват. Почему он к ней не приезжал? Но слова эти так и не были произнесены. Темпл подсела к сестре и стала вытирать ей заплаканное лицо.
Три дня караван отдыхал в Нэшвилле, готовясь к трудному переходу через Камберлендские горы. Нужно было подлечить больных, починить повозки, закупить провизию. Два дня подряд лил холодный дождь, и лишь на третий день удалось немного обсушиться.
Приближалась зима, а караван преодолел менее одной трети пути. Начинало сказываться отсутствие теплой одежды. Индейцев согнали в лагеря посреди лета, не дав захватить с собой все необходимое, поэтому теперь единственной защитой от холода были армейские одеяла, выданные властями. Многие индейцы были без обуви или, подобно Темпл и Элайзе, не имели ничего, кроме обычных башмаков, которые давно протерлись и пришли в негодность из-за долгого и трудного пути.
92 
