Особенно,... 
39 
«Я, Филип Сент — Джордж, маркиз Уэверли. граф Кэмптон и Хайглоу, барон Фелдстоун и наследник, герцогства Рутерфорд, находясь в здравом уме и твердой памяти, настоящим завещаю все свое состояние, составляющее примерно восемь тысяч фунтов, моему самому дорогому другу Мэтью Файрхавену. Также завещаю ему мой особняк Уэверли Хауэ в Лондоне вместе со всем имуществом.
Моей любимой законной жене я не оставляю ничего. Моему единственному сыну оставляю мой дневник. Подписано и засвидетельствовано сегодня, пятнадцатого сентября тысяча восемьсот пятьдесят второго года лордом Чарлзом Гарлеем и мною». Кэнфилд отложил завещание. В комнате воцарилась гробовая тишина. Кларисса вскочила на ноги. Ее лицо стало белым как мел, но она не произнесла ни слова.
Дом тоже встал, ошеломленный тем, что они услышали.
— Кто этот чертов Мэтью Файрхавен?
Кэнфилд посмотрел на Дома.
— Как сказано в завещании, он лучший друг вашего отца.
Дом не верил своим ушам.
Кларисса молчала.
Анна смотрела то на Дома, то на его мать.
Постепенно удивление Дома уступило место обиде и бешенству. Господи Боже! Отец все завещал своему другу и не оставил ни пенса ни жене, ни сыну! Пораженный, он снова сел.
Кларисса с высоко поднятой головой прошла к окну и, повернувшись ко всем спиной, бездумно уставилась в сад.
Дом молча следил за ней. Первой опомнилась Анна.
— Кларисса, я налью вам горячего чаю.
— Не надо, — безжизненным голосом произнесла Кларисса.
Доминика охватила ярость. Его мать осталась нищей! Он знал, что она и Филип не подписали до свадьбы соглашения о доле собственности, которая перейдет к ней в случае смерти мужа, потому что сбежали. И вот теперь Филип оставил все сбережения и Уэверли Хауз Файрхавену! Это было величайшим оскорблением. Но никто из посторонних не должен узнать об этом. Он поднялся с кресла.
— Кэнфилд, вам придется хранить содержание завещания в полной тайне.
— Разумеется, — вежливо ответил Кэнфилд. Но Дом не успокоился.
— Иначе вы будете отвечать передо мной, — продолжил он более решительно.
Герцог встал и подошел к внуку.
— Дом, я уверен, что мистер Кэнфилд никому не расскажет, что произошло здесь сегодня утром. — Его тон был еще более суров.
Дом почти не слышал герцога. Сердиться надо было не на Кэнфилда, а на Филипа.
Он посмотрел на мать. Она все еще неподвижно стояла у окна. Как Филип мог так с ней поступить? Они были женаты двадцать девять лет. Неужели Филип хотел наказать ее даже из могилы? И за что?
Когда-то они любили друг друга и даже бежали вместе, чтобы пожениться. Неужели потом они так серьезно поссорились? Дом знал, что их отношения были весьма прохладны, но не думал, что родители до такой степени ненавидят друг друга.
Наконец Кларисса повернулась. Ее лицо было мертвенно-бледным и совершенно безжизненным, словно восковая маска.
— Не имеет никакого значения, узнает кто-нибудь или нет.
Дом покачал головой.
— Имеет, — решительно сказал он и, подойдя к матери, слегка сжал ее плечи. — Мама, я хочу, чтобы ты ни о чем не беспокоилась. Я все устрою. В твоей жизни ничего не изменится.
— Спасибо, Доминик, — ответила Кларисса, глядя ему в глаза.
— Ну, Кэнфилд, ты всех нас удивил, — со вздохом промолвил Рутерфорд.
Кэнфилд покраснел от смущения.
— Я пытался отговорить Филипа, но он был непреклонен.
— Мой сын как был дураком, так им и остался, — сердито буркнул Рутерфорд.
— Лорд Уэверли, — сказал адвокат, обращаясь к Доминику.
Дом увидел, как Кэнфилд достает сверток.
— Что это? — спросил он, хотя уже и сам понял, что в нем.
— Как сказано в завещании, ваш отец оставил вам свой дневник. Вот он, — с улыбкой произнес Кэнфилд.
Дом уставился на завернутую в бумагу рукопись толщиной в большую книгу. Дневник?.. Дом не знал, что Филип вел дневник. Может быть, содержимое даст ему наконец возможность узнать и понять своего отца.
Кэнфилд положил дневник на стол и достал из кармана часы.
— Мне действительно пора идти. Очень жаль, что я принес вам столь печальные известия.
Дом не видел, как Кэнфилд жал руку деду, как бормотал слова прощания матери и Анне. Он не отрываясь смотрел на сверток, в котором лежал дневник отца. Его переполняло любопытство.Но и дурные предчувствия тоже.
Кэнфилд выжидающе остановился около Дома. Тот с силой пожал ему руку и сухо поклонился. Мать, Анна и дед пошли провожать адвоката, но Доминик не двинулся с места и остался в кабинете.
39 
