42 
Прикусив мочку ее уха, Адам прошептал:
— Я мечтал, воображал, сгорая от любопытства.
— Почему? — чуть слышно произнесла она, выгибая шею и подвигаясь к нему ближе.
— Будучи в отъезде, я постоянно думал о вашей груди.
Она резко вздохнула:
— В самом деле?
Он согласно кивнул:
— Мне было интересно, какого цвета у вас соски, розового или персикового.
Груди, о которых Адам говорил столь откровенно, тут же отяжелели от желания, им стало тесно внутри корсета платья. Чувствительные соски также немедленно отреагировали, затвердели и стали покалывать.
Признание Адама стало для Елены шокирующим и одновременно возбуждающим. Неужели он действительно так много думал о цвете ее сосков? Должна ли она ответить столь же раскованно?
— Они розовые, — хрипло произнесла она. — Темно-розовые.
Адам застонал.
— Можно мне познакомиться с ними ближе, Елена? — спросил он, проводя пальцами по ее грудям. При этом он не сводил с нее сияющих глаз. Его высокие скулы окрасились легким румянцем. — Можно мне посмотреть на них, а потом поцеловать?
Елена едва дышала, ей казалось, она тонет в глубине его глаз. Не без труда она перевела взгляд на его губы. Чувственные, нежные губы, которые могли подарить поцелуй ее грудям. Возможно, он даже захочет поцеловать еще одно местечко, скрытое у нее между ног?
Стоило ей лишь подумать о том, как Адам касается ее там руками и губами, а возможно, даже и языком, как лоно немедленно увлажнилось.
Ласкают ли мужчины и женщины друг друга подобным образом? Ожидает ли Адам, что и она так же поцелует его в ответ?
Елена подозревала, что да.
Потому что он считает ее вдовой, женщиной, побывавшей замужем и потому отлично осведомленной об интимных ласках мужа и жены. Он думает, что ее вовсе не шокируют его слова о том, что он хочет с ней сделать.
Елена трепетала от желания, но должна была сохранять благоразумие.
— Мы не можем… Я не могу вам разрешить… — Она раздраженно кивнула и расправила плечи, намереваясь твердо отстаивать свою точку зрения. — Я не могу допустить полной близости!
Итак, она это сказала. Теперь, зная о причине поспешной женитьбы Адама на Фанни Уордингтон, она сомневалась в том, чтобы он захотел сделать беременной еще одну женщину.
— Я и сам не отважился бы на такой риск, — немедленно заверил он ее.
— В таком случае я согласна. — Желудок Елены сжался от предвкушения, а сердце забилось быстрее. — Но… не слишком ли здесь светло? — Она обвела взглядом залитую светом свечей комнату.
Адам посмотрел на нее с пониманием:
— Вы будете чувствовать себя комфортнее, если я задую часть свечей?
— Лучше уж все, — со вздохом ответила Елена.
— Но тогда я не смогу вас видеть, — запротестовал он.
Разумеется, нет. Елена понимала, что этого нельзя допустить. Груди отозвались еще более сильным томлением, пытаясь вырваться из плена одежды, чтобы насладиться ласками рук и губ Адама.
Если бы он вел себя по отношению к ней грубо, требовательно или, на худой конец, заносчиво, Елена без колебаний отказала бы ему. Именно нежность Адама, его поистине джентльменская манера поведения, внимательность к ней, стремление доставить удовольствие раззадорили любопытство Елены. Она жаждала познать новый опыт с мужчиной, который не стремится причинить ей зло.
— Что ж, тогда погасим несколько свечей, — согласилась она.
— И несколько останется. — Взяв ее рукой за подбородок, он провел подушечкой большого пальца по ее нижней губе, не сводя с нее внимательного взгляда. — Я не стану настаивать ни на чем, чего бы ты сама не хотела, Елена.
Ее глаза расширились от удивления.
— Я ни секунды в этом не сомневалась.
— Вот как?
Адам был уверен, что заметил промелькнувшее в глубине ее глаз беспокойство, будто в прошлом какой-то мужчина причинил ей боль. Он никогда не сумеет понять, почему кто-то стремится обидеть женщину, а не доставить ей удовольствие.
Даже в самые отчаянные моменты своего ужасного брака с Фанни, стоически перенося ее болезненные провокационные укусы и царапины, Адам и помыслить не мог о том, чтобы отплатить ей той же монетой, частично из чувства противоречия Фанни, которая отчаянно желала, чтобы он лишился самообладания и ударил ее, а потом грубо взял силой, в чем он ей всегда отказывал, так как любые насильственные действия над женщиной противоречили его природе.
42 
