— Не говори так, это неправда!
— Ошибаешься. Рядом с тобой я всегда чувствовал себя как нищий рядом с принцессой. Не верил, что ты когда-нибудь обратишь на меня внимание, хотя сам полюбил тебя еще в школе. Ты будешь смеяться, но еще совсем мальчишкой я мечтал о тебе.
— О Майкл! А я тебя так обижала!
— Да уж, ты мне не давала пощады! — с широкой улыбкой отозвался Майкл. — Порой доводила меня почти до слез. Но и самые злые шутки от тебя мне были стократ дороже улыбок других девушек. Видишь ли, я тебя обожал. Для меня все, что ты делала, было прекрасно, удивительно. Я знал: моя королева не может поступить дурно.
— О Майкл!
Мона вспомнила, зачем пришла. Пальцы ее судорожно сжали его руку. «Я должна собраться с духом и рассказать ему! Должна!»
Он усадил ее на диван и сел рядом — плечо к плечу, щека к щеке.
— Теперь, — начал он нежно, — когда исполнились все мои мечты, можно поговорить о нашем будущем. Знаешь, где-то в глубине души я всегда знал, что это случится. Я верил, что ты предназначена мне судьбой. Даже когда все пошло не так, когда ты вышла за другого, я не терял надежды.
— Но, Майкл, ведь ты никогда и ничего мне не говорил!
— Боялся сказать. Мне это казалось дерзостью, почти кощунством — предложить этой прекрасной женщине, которую я боготворил, разделить со мной мою серую скучную жизнь.
— Вот глупый! — нежно проговорила Мона.
Она все яснее понимала, что так и не сможет начать свою исповедь.
«Как, — думала она в отчаянии, — как ему признаться, когда он говорит мне такое?»
Майкл взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.
— Милая моя, — сказал он, — ты доверилась мне, и я никогда не обману твое доверие. Вместе мы будем счастливы. Вся жизнь моя, все счастье заключены в тебе; ты моя, а я твой — мы принадлежим друг другу отныне и навеки.
Слова его прозвучали торжественно, словно брачный обет. Он снова склонился к ее губам, и в этот миг Мона поняла, что назад дороги нет. «Я ничего ему не скажу, — решила она. — Мама права — это убьет его веру в меня».
Глава восемнадцатая
Мона поставила чемодан на платформу и потерла ноющее плечо.
Было холодно и еще темно, и хотя она прекрасно знала дорогу на станцию, но даже с фонарем местами сходила с тропинки и спотыкалась об островки покрытой инеем травы.
Мона взглянула на часы. Половина седьмого — поезд подойдет через две минуты.
На платформе никого не было, станция казалась совершенно пустынной. Однако, когда вдали уже послышался шум поезда, во двор въехала двуколка, и из нее вышел какой-то человек. Мона поспешно поднялась на платформу, надеясь, что это не кто-то из знакомых, который может ее узнать.
Она не хотела, чтобы ее увидели. Теперь она чувствовала себя виноватой, но в предрассветный час, когда приняла решение уехать, отъезд казался ей единственным выходом.
«Какая же я трусиха!» — горько думала она теперь, кляня себя за слабость.
Трусливо бежать от Майкла; еще хуже снова бросать мать. Но она чувствовала, что не выдержит их возражений, споров… и, главное, просьб.
Да, просьбы хуже всего. Она ясно представляла, как мать умоляет ее остаться, не совершать непоправимого шага: пусть, мол, все идет как идет, пусть как-нибудь само образуется… и в конце концов она выйдет за Майкла.
Да, если она останется, так и будет. Она выйдет за Майкла, не исцелив шрамы прошлого, по-прежнему преследуемая воспоминаниями.
Нет, так нельзя! Мона поняла это сегодня ночью, лежа в постели без сна. Приняв решение, она встала и написала записку матери.
Записка была короткой и совсем не передавала ее истинных переживаний, но Мона понимала, что больше написать не в силах, и надеялась, что мама, мудрая и понимающая, прочтет ее чувства между строк.
Прости меня, милая мамочка, но я должна бежать. Ты была права насчет Майкла. Я не могу разрушить его веру в меня, не могу нанести ему такой удар, но все, что есть во мне достойного, содрогается в ужасе при мысли о том, чтобы выйти за него сейчас. Быть может, со временем мои чувства переменятся, быть может, нет. Но, пока не переменятся, я не осмелюсь здесь оставаться. Быть может, ты решишь, что это глупо, но, верю, поймешь меня. Найду себе работу — буду трудиться на благо Англии, как и собиралась с самого начала. Благослови тебя Бог, мама; прости за всю ту боль, какую я тебе причинила, и вспоминай меня в своих молитвах.