«Разумеется, поймет! — думала она. — Мама ошибается — она не понимает, что наша жизнь вместе может быть основана только на откровенности!»
Весь вечер она размышляла об этом, но ни к какому решению так и не пришла.
После ужина мать поднялась наверх. Ее все еще мучила простуда; и няня, хлопоча вокруг нее, «как наседка», по выражению Моны, настояла на том, чтобы миссис Вейл выпила стакан молока и две таблетки аспирина и легла в постель.
— Что бы ты ни говорила, а я завтра выйду на улицу! — пригрозила миссис Вейл; но няня настояла на своем, и в половине девятого мать пожелала дочери доброй ночи.
Мона осталась одна в гостиной, перед камином. Стояла тишина; лишь тиканье дедовских часов да треск поленьев в огне нарушали молчание. Но ум Моны не знал покоя. Она все билась над своим вопросом — и не могла его разрешить.
Ни на секунду не удавалось ей ни забыть, ни отвлечься.
Наконец, почувствовав, что больше не выдержит, она вскочила на ноги. Накинула пальто, натянула ботинки и отправилась в путь через поля.
Этой ночью мороза не было; луну затянуло облаками, в холодном ветре чувствовалась близость дождя. Мона шла, сама не зная, чего больше боится — идти вперед или вернуться назад.
Впереди выросла темная громада Коббл-Парка, и Мона замедлила шаг. Она не знала, что скажет Майклу, но какая-то сила властно влекла ее вперед.
Она позвонила. За дверью послышались шаркающие шаги Бейтса. «Должно быть, я сошла с ума, — думала Мона. — Неужто я готова по собственной воле, вопреки совету матери, уничтожить для себя последнюю возможность счастья? Если я потеряю Майкла, — думала она, — у меня ничего не останется».
Вдруг ей представились годы без него — годы одиночества, безрадостного увядания и старения, без семьи, без детей, без тепла любви…
Может быть, повернуться и бежать, пока не поздно? Искушение было сильно… но в этот миг Бейтс отворил дверь, и она вошла.
— Майор в библиотеке, миледи.
— Один?
— Думаю, да, миледи. Миссис Уиндлшем слушает радио. Сегодня передают оперу, а майор их терпеть не может.
— Я тоже, — улыбнулась Мона. — Спасибо, Бейтс, я пойду к нему.
Мона открыла дверь в библиотеку и увидела, что Майкл сидит за столом. Он удивленно обернулся и, увидев ее, с радостным возгласом поднялся на ноги.
— Мона! Как я рад тебя видеть! Почему ты не предупредила, что собираешься ко мне? Я бы за тобой заехал.
— Мне хотелось пройтись.
— Входи же, садись! Ты, наверное, замерзла.
Он помог Моне снять пальто. Она остановилась, чтобы пригладить волосы перед большим зеркалом в позолоченной раме над каминной полкой.
— Ты просто красавица! — сказал Майкл. — Когда ты вошла, я как раз думал о тебе.
— А я думала о тебе, Майкл. Поэтому и пришла. Мне хотелось тебя увидеть. Я… я хочу кое-что тебе сказать.
На этих словах голос ее дрогнул, и, вдруг оробев, словно испугавшись чего-то, она опустила глаза под его взглядом.
Майкл обнял ее; в голосе его зазвучало такое торжество, какого она никогда еще не слышала.
— Так ты решилась! — радостно воскликнул он. — Милая моя, не говори ничего, я и так знаю, что ты скажешь!
Он прижал ее к себе так крепко, что Мона ощутила, как бьется его сердце. Прикоснулся губами к ее губам — вначале нежно, затем поцелуй стал более властным, требовательным.
Он захватил ее врасплох; Мона попыталась было вырваться, но тут же обмякла в его руках.
Она не могла ему возразить, не могла объяснить, что он ошибся, — могла лишь подчиняться его поцелуям, а затем и отвечать на них, ибо касания его губ зажгли в ней пламя, страстно рвущееся к нему…
Мону охватило блаженство, равного которому она никогда не испытывала: казалось, весь мир преобразился и засиял, казалось, незримый хор ангельских голосов воспевает и прославляет их любовь…
Наконец он отпустил ее. Она отступила на шаг — растрепанная, раскрасневшаяся, прижав руки к пылающим щекам, потрясенная и счастливая.
— Милая! Милая моя! — проговорил Майкл и снова потянулся к ней.
Она вытянула руки, чтобы его остановить, он поймал их и поцеловал каждую ладонь, а потом — каждый палец в отдельности.
— Я люблю тебя!
— И я люблю тебя, Майкл! — вырвалось у Моны.
— Если бы ты знала, что значат для меня эти твои слова! — хриплым от волнения голосом проговорил он. — Я не верил, что когда-нибудь их услышу! Ты всегда казалась мне такой прекрасной, такой… сказочной — как такая королева может полюбить деревенского парня вроде меня?