Они миновали центр города и очутились в квартале с дощатыми бараками. Здесь плохо пахло. На веревках, пересекавших захламленные дворы, развевалось ветхое тряпье.
Уильям с тревогой взглянул на Юджина, но тот уверенно кивнул. Он спросил некоего Хейта, и ему указали дорогу.
Этот дом выглядел лучше остальных и был окружен живой изгородью. Дверь открыл молодой мужчина с острым лицом и взглядом, на вид — типичная белая рвань, выбившаяся в люди не вполне легальным и честным способом, какие только и достаются на долю рвани.
— Мы слышали, вы пристраиваете детей смешанной расы в хорошие дома? — резко и без всяких предисловий произнес Юджин.
— Если и так, то что? — нагло ответил Хейт.
— За этим мы к вам и пришли, — поспешно проговорил Уильям и протянул живой сверток.
Его возмущало, что он, богатый, уважаемый всеми плантатор, вынужден унижаться перед каким-то проходимцем, но другого выхода не было.
— Кто рассказал вам про меня? — продолжал допытываться молодой человек, игнорируя жест Уильяма.
Юджин разозлился.
— Послушайте, неважно, кто! Мы отдаем вам здорового мальчишку, за которого вы сможете выручить немало денег! Не хотите, уйдем и найдем другого, посговорчивее вас!
Хейт скривил лицо.
— Ладно, давайте его сюда.
Он умело подхватил ребенка, и у Уильяма слегка отлегло от сердца.
— Он только что родился. Вы сможете найти для него кормилицу?
— Смогу.
— Его зовут Коннор, — помявшись, сообщил Уильям. — Это ирландское имя. Если возможно, скажите об этом его людям, которые… его возьмут. Вы уверены, что он попадет в хорошие руки?
— У ребенка очень светлая кожа. Таких мы отдаем только в приличные дома, — сказал Хейт и с любопытством посмотрел на Юджина.
Тот побагровел. Этот проходимец мог подумать, что он, Юджин О’Келли, избавляется от своего сына! Да он скорее согласился бы умереть, чем прикоснуться к грязной негритянке!
Едва они отошли от дома, как сын набросился на отца:
— К чему такая забота! И зачем ты просил этого человека сохранить ребенку имя? Чтобы его можно было разыскать?!
Уильям ничего не ответил. Отец и сын вернулись к экипажу и приказали кучеру ехать в Темру.
— Если начнется война, я вступлю в армию, — произнес Юджин после долгого молчания. — А, по-моему, она неизбежна. Здесь вовсе не тот случай, когда нужно быть снисходительными и терпеливо ждать, пока янки одумаются. Уверен, им не удастся навязать нам очередную парламентскую сделку! Весь кадровый состав федеральной армии в наших руках, и если мы двинем в бой регулярные части, присоединив милицию и кавалерию, то быстро возьмем Вашингтон! А если нам помогут Англия и Франция…
Разговор о войне увлек и отвлек мужчин; они беседовали о ней почти всю дорогу.
Когда они почти подъехали к Темре, Юджин сказал:
— Послушай, отец, не вздумай снова звать этого доктора Китинга! Он может выболтать правду.
— Он ее не знает, — ответил Уильям, умолчав о последнем разговоре с Джейком.
— Может догадаться. И вообще он мне не нравится.
— Почему?
— Слишком уж любит якшаться с неграми!
— В конце концов, это его работа.
Джейка все же пришлось позвать — это случилось через сутки после того, как Айрин сообщили, что ее ребенок умер. Уильям сказал, что это произошло внезапно, пока она была в забытьи, и что мальчика похоронили на семейном кладбище.
Разумеется, Айрин не поверила в эту неуклюжую ложь. Она не могла встать, потому только тихо умоляла принести ей ребенка. Потом у нее началась горячка, вызванная неожиданным потрясением и тяжелыми родами, и она впала в беспамятство.
Джейк был уверен, что она умрет, и старался не думать о том, что О’Келли наверняка обрадует такой исход.
Через несколько дней горячка прошла, но она унесла не только часть плоти, но и сердцевину души Айрин.
Больше она никого не звала. Не спрашивала о ребенке. Ее взгляд беспомощно блуждал; возможно, она улавливала какие-то образы, потому что иной раз обращала внимание на детали — солнечное пятно на полу, на яркую юбку Лилы или цветы, которые мулатка принесла в комнату. При этом она не отвечала на вопросы и, казалось, не видела людей. Ее лицо напоминало гипсовую маску, а взгляд был совершенно пустым.
Когда мистер Уильям спросил Джейка, может ли он что-нибудь сделать, тот ответил:
— Ничего. Вы добились своего. Я слышал, в Саванне есть лечебница для умалишенных, вроде бы там хороший уход.