127 
Перед тем как попрощаться, Жан-Шарль сказал Тимми, что при малейшей возможности будет звонить ей, но ведь он жил сейчас в сумасшедшем напряжении, все вдруг завертелось в налетевшем вихре. Он сказал, что его жена держится очень мужественно, но безумно боится. Тимми тоже безумно боялась – за него. А он и не догадывался, как страшно ей самой. После его вчерашнего звонка, когда он рассказал Тимми свою новость и она отменила поездку в Париж, ее ни на миг не отпускала паника.
День прошел тихо, все считали, что Тимми улетела в Париж, и потому ей никто не звонил, она тоже не звонила никому. Она сидела за своим столом и честно пыталась заниматься делами, но почти ни в чем не преуспела. Ей никак не удавалось сосредоточиться, и в конце концов она отложила эскизы в сторону. Единственное, на что она сегодня была способна, это плакать, и она плакала, когда дверь кабинета была закрыта. Джейд сказала Дэвиду, что у Тимми случилось что-то очень серьезное, и оба они ее не тревожили до конца дня. Дэвид заявил со свойственным ему оптимизмом, что все уладится, он в этом уверен, он совершенно уверен в Жан-Шарле. Джейд громко фыркнула и, печатая шаг, промаршировала к своему рабочему столу, хотя в душе безмерно огорчалась за свою подругу и начальницу и негодовала на Жан-Шарля. Всю неделю Тимми выглядела ужасно плохо.
В пятницу она ушла с работы в шесть вечера и сразу же поехала к себе на виллу, не стала даже заезжать домой за вещами. Не взяла с собой работу на выходные, не взяла никаких книг. Весь уик-энд Тимми проплакала, засыпала, просыпалась, шла гулять по пляжу и плакала, плакала… Когда она не думала о Жан-Шарле, то думала об их еще не родившемся ребенке. В ближайшие дни она должна показаться гинекологу. Сначала она планировала это сделать после возвращения из Парижа. Но ей, в сущности, безразлично, какой у нее срок. Самое главное – она носит его ребенка. Это ее тайна, величайшая радость ее жизни, как бы ни складывались обстоятельства в жизни Жан-Шарля. Хотя Тимми и пугало, как складывались его обстоятельства сейчас. Но она решила, что ребенок будет, даже если она останется одна.
И никогда еще Тимми не чувствовала себя такой одинокой, как сейчас. В эти дни на вилле она очень много думала о Марке. Какой же он был прелестный малыш, когда только что родился, и как сильно она его любила. А когда он умер, она словно сгорела дотла. Ей хотелось умереть. И вот сейчас случилось чудо, Господь дал ей еще одну возможность родить ребенка, родить его от мужчины, которого она безмерно любит. Ребенок от Жан-Шарля – может ли быть на свете большее счастье? Ей только хотелось рассказать ему об этом в Париже, но обстоятельства неожиданно сложились так, что об этом и думать пока нечего. Иногда к Тимми вдруг возвращалась надежда, она начинала думать, что Жан-Шарль прав, это вовсе не конец, а всего лишь отсрочка, как будто на минуту погас экран монитора. Бог даст, жена Жан-Шарля благополучно пройдет курс лечения и он сможет наконец уйти из семьи. Тимми оставалось только ждать и следить за тем, как развиваются события, и верить тому, что он ей говорит.
Разговаривая с Тимми в эти выходные по телефону, Жан-Шарль был необыкновенно нежен. Звонил он по нескольку раз в день, успокаивал ее, бесконечно извинялся за то, что попросил ее не приезжать в Париж.
– Надеюсь, все пройдет благополучно и через несколько месяцев жизнь войдет в прежнюю колею, – убеждал он ее. – Думаю, к концу лета я даже смогу переехать.
Тимми тоже на это надеялась, но как же долго будет тянуться лето, пока она его ждет, а ее живот все растет и растет. Жан-Шарль выразил надежду, что, может быть, Тимми сможет прилететь к нему через две-три недели. Его жене уже сделают операцию, она будет после нее оправляться, а химиотерапию начинать еще рано. Это единственные несколько дней в ближайшее время, когда он смог бы вырваться. Тимми ничего на это не отвечала. Она явно отодвинулась на задний план в его жизни, главное для него сейчас – это его жена, ее болезнь, их дети, их гораздо более насущные проблемы. Тимми не видела его уже месяц и совершенно не представляла себе, когда теперь они смогут увидеться снова. Но еще больше ее тревожило другое: она – женщина, которую он любит всего три месяца, он прилетал к ней три раза, и вместе они провели всего четырнадцать дней – четырнадцать дней и ночей страстной любви. Разве может Тимми ожидать, что эти две недели с ней, даже если к ним приплюсовать три месяца нескончаемых телефонных разговоров и е-мейлов, перевесят в сознании Жан-Шарля почти тридцать лет, которые он прожил со своей женой? Тимми для него не более чем фантазия, мечта, которую он надеялся материализовать в жизни, но это оказалось ему недоступным. Единственная реальность во всем этом – ее ребенок. Все остальное лишь фантом, лишь пустая надежда, что она когда-нибудь смогла бы разделить с ним его жизнь. Если перестать витать в облаках и спуститься на твердую землю, то становится очевидно, что Жан-Шарль делит жизнь со своей семьей, и эта жизнь катится по привычной, давно налаженной колее, хоть он и твердит Тимми, как сильно ее любит.
127 
