Но слива только уныло качала ветвями.
Мэй вернулась в свою комнату, легла, отвернувшись к стене, в мыслях продолжая прощаться с недолгим девичеством.
Она вздрогнула от неожиданности, услышав за спиной шепот Тао:
— Тебя спрашивал какой-то мужчина! Цзин сказал ему, что не может позволить тебе говорить с посторонними! Ты его знаешь? Я выглянула в окно: он до сих пор стоит за воротами.
Мэй сорвалась с места, бросилась вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, подбежала к воротам, распахнула их и вылетела на улицу.
Он был там, и она возблагодарила Небеса за то, что сможет увидеть его еще раз.
Обрадованный Кун шагнул к ней и сказал:
— Простите, что я не пришел раньше! Я хочу сказать, что пока не могу отдать вам деньги, но клянусь, что обязательно их верну.
Почему-то его слова разочаровали Мэй, и она тут же сложила оружие:
— Это не имеет значения. Я выхожу замуж за богатого старика.
Вздрогнув от неожиданности, Кун вгляделся в ее тонкие черты. Она выглядела не так, как в их первую встречу. Сейчас девушка напоминала сломанный ливнем цветок.
— Вы… этого хотите?
— Меня не спрашивают. Если я откажусь, тетка выгонит нас с сестрой на улицу.
Слезы, стоявшие в ее темных глазах, напомнили Куну отражение лунного света в ночной воде.
Он в досаде прикусил губу. Спасая его жизнь, она отобрала у себя надежду на будущее.
— Вы можете немного подождать?
— Нет. Свадьба завтра. Все уже решено.
Кун задумался. Расставшись с Мэй, он решил дождаться, когда в город войдут маньчжурские войска, и присоединиться к ним. Однако когда он спустился к реке, чтобы напиться, ему неожиданно стало плохо. Рана на голове оказалась серьезнее, чем он думал, и Кун потерял сознание.
Он очнулся посредине реки. Нищий люд, рыбачивший на утлых лодках, нередко там же и жил — в сооруженной на корме конуре.
Юношу подобрал старик, и Кун провел у него несколько дней, во время которых и был взят Кантон. Маньчжурам не пришло в голову обыскивать «плавучие дома».
Когда, слегка оправившись, он очутился на улице, его поразил вид залитого кровью города. На веревках болтались тела повешенных, на мостовой валялись растерзанные трупы. Бродячие собаки бежали вдоль дороги, держа в зубах куски человечины.
Куну было неприятно думать, что все это сделано по приказу его отца, и все же он не видел иного выхода, кроме как вернуться к Юйтану. Можно показать ему рану на голове, и все станет понятным. Он заживет, как прежде. Отругает Дина и Хао за то, что они его бросили. Оседлает Айжина и унесется вдаль, туда, где душа поет, наслаждаясь иллюзией свободы. Станет есть на серебре и одеваться в шелк. Будет перемежать сочинение стихов с воинскими упражнениями. А когда придет время, женится на знатной маньчжурской девушке. В том, что эта девушка окажется прекрасной, Кун не сомневался: Юйтан Янчу знал толк в женской красоте.
Однако теперь он чувствовал, что ничто не бывает таким, каким кажется, и человеку никогда не дается все, чего он пожелает. С ним что-то произошло, и в том была виновата Мэй, «мэйхуа», «цветущая слива».
Избавив ее от брака со стариком, он сделает почти то же, что сделала она, когда спасла его жизнь. Но как? Он не сможет взять ее с собой, и не только потому, что ценности ее мира не имели ничего общего с тем, чем жил он. Препятствие в лице Юйтана Янчу и Сарнай казалось непреодолимым.
— Я вам сочувствую…
Мэй мужественно кивнула, а Кун ощутил себя слабым и жалким.
Когда-то он отказался от матери, брата, сестер, а теперь отказывается от этой девушки ради все того же храма богатства и власти выстроенного на костях бедняков.
Человеческие чувства столь же неподвластны реальным законам, как и сны, их мир столь же загадочен, противоречив и непредсказуем. Можно много лет прожить во дворце, каждый день созерцая груды золота и не ощущая никакого трепета. А после случайно увидеть цветущую сливу, и понять, что ты мгновенной покорен ее красотой. И позорно бежать, как, бежит полководец, бросивший армию! А после почувствовать, что любовь, которая зажглась в сердце помимо воли и против разума, властно зовет назад.
Глава 7
С утра в доме стояла страшная суматоха, тогда как пораженная скорбью Мэй застыла, как изваяние. Казалось, сияние, исходившее от ее кожи, погасло, живые, яркие глаза потускнели.
Ши придирчиво проверяла, все ли в порядке, поправляла прическу невесты, складки алого наряда, золотистую бахрому накидки. Комната была завалена свадебными подарками. Лю Фэнь преподнес невесте двадцать кусков первосортного шелка, нефритовые подвески, серьги, драгоценные шпильки для волос и десять коробок имбирного печенья.