41 
Их встретили какие-то люди и отвели под мост. Вода казалась маслянистой, нечистой, пахло речной тиной, вдали виднелись неподвижные силуэты лодок.
— Освободите его! — приказал Лю Бан, кивнув на Юна.
Один из мужчин вынул молоток, и вскоре мальчик получил свободу от ненавистной канги. Это было так здорово, что ему захотелось вертеться на месте и кричать во все горло.
Незнакомцы не двигались и молчали. Они разглядывали его, а он их. Они выглядели как обычные бродяги, оборванные, неряшливые. У кого-то на голове была шляпа с торчащей из нее соломой, другие попросту обмотали лоб тряпкой.
— Кто этот парнишка? — наконец спросил кто-то.
— Он будет вместо Гао, — чуть помолчав, ответил Лю Бан.
В его голосе были и горечь, и твердость. Юн не знал, можно ли задавать этот вопрос, но все же решился:
— Кто такой Гао?
— Его больше нет. Он погиб. Он был моим сыном.
Хорошо одетый мужчина лет тридцати с жадным любопытством разглядывал сидящую перед ним девочку. Ее хрупкие нежные косточки были обтянуты шелковистой кожей. Когда она поводила тонкими плечикам, казалось, будто она не решается расправить легкие, как воздух, крылья. Она выглядела удивительно хрупкой, ненастоящей — было удивительно, что ее грудь вздымается от дыхания, а глаза отражают свет.
Полупрозрачные шелковые одежды красавицы струились до самого пола, словно потоки дождя, ее облик порождал мысли о призрачных облаках, витавших над пиками далеких гор. Все в ней было непостоянным, как весенний ветер, невесомым, словно луковая шелуха.
Женщина средних лет с густо усыпанным рисовой пудрой лицом сказала:
— Теперь вы убедились в том, что я не лгала.
— Да, девочка очень красива. Я готов выслушать ваши условия.
Ши сделала Тао знак, и та, поклонившись, вышла. Мужчина не сводил с нее взгляда, пока она не скрылась из виду.
Ши заерзала на месте.
— Она слишком молода, ее бутон еще раскрылся, его не окропила первая роса. Я буду спокойна за нее, если она покинет дом, скажем, через три года, а пока я могла бы дать обещание не показывать ее другим людям.
— Я могу быть в этом уверен?
— Конечно, господин! К тому же за три года она способна научиться ухаживать за собой, играть на каком-нибудь музыкальном инструменте. Разумеется, это потребует расходов…
— Я все оплачу взамен на бумагу, которую подпишет ваш муж.
— Хорошо, господин, как вам будет угодно. А теперь давайте поговорим о цене.
Вот уже несколько месяцев Ши направо и налево расхваливала прелести своей племянницы и заставляла мужа делать то же самое. Как и прежде, Цзин старался ни во что не вмешиваться, но когда жена отыскала богатого человека, который жаждал взять Тао в наложницы, и подсунула мужу бумагу с обозначенной в ней кругленькой суммой, он сразу согласился ее подписать. В конце концов, что в этом плохого? Пусть мужчина, положивший глаз на Тао, не собирался вступать в законный брак, девчонка будет неплохо пристроена и, возможно, даже счастлива.
Когда речь идет о хлебе насущном, таким сиротам, как Тао, не приходится выбирать. К тому же, воспитывая ее, они понесли реальные убытки, даже если не вспоминать о тех тратах, какие повлекло за собой позорное бегство ее старшей сестры!
От Мэй не было ни слуху, ни духу, и Ши злорадно утверждала, что та давным-давно продана в публичный дом!
Похоже, Лин-Лин думала то же самое.
— Как-никак тебя ждет лучшая участь, — сказала она Тао.
— Мне не понравился этот мужчина, он слишком взрослый, он смотрел на меня взглядом, которого я не могла понять! — нервно произнесла девочка.
Голос кухарки звучал успокаивающе:
— Зато в ближайшие три года можешь ни о чем не думать. Тётка наверняка будет ласкова с тобой. Научишься играть на кунхоу или на цитре; разбираться в нарядах. К тому же за это время много чего может произойти. Вдруг этот человек передумает?
— Тогда он заставит Ши вернуть за меня деньги, как Лю Фэнь потребовал оплатить все расходы, связанные с Мэй!
Лин-Лин сокрушенно покачала головой.
— Никогда ее не пойму! Пусть Лю Фэнь был стар, но он наверняка хорошо относился бы к Мэй. Чем лучше какой-то красивый, но ненадежный парень!
Девочка сидела, положив подбородок на сплетенные пальцы, и в выражении ее лица не было ничего детского. Когда Тао была в настроении, ее взгляд и улыбку хотелось забрать с собой. Однако если она печалилась или гневалась, казалось, горизонт застилали сплошные тучи.
41 
