Особенно,... 
42 
— Чем отличается жена от наложницы?
Лин-Лин с трудом подавила вздох.
— У жены мало прав, а у наложницы их и вовсе нет. Она считай что вещь. Ей приходится много потрудиться, чтобы завоевать милость господина. Жене достаточно родить наследника, а от наложницы ждут другого.
— Я не хочу быть ничьей вещью, — сказала Тао. — Не желаю никому угождать! — И пригрозила: — Я сбегу!
— Куда?! — всполошилась Лин-Лин. — Твоя сестра умела хотя бы что-то делать, а ты?! Потом ты слишком красива: ловцы живого товара набросятся на тебя, как голодные хищники!
— Почему Мэй не брала меня с собой в мастерскую! Зачем не научила разматывать шелковые нити, почему не позволяла работать?! — Тао почти кричала.
— Она заботилась о тебе, — пробормотала кухарка.
— Чтобы потом бросить на произвол судьбы.
Тао поднялась в свою комнату, опустилась на ложе и принялась смотреть в потолок. Девочка не понимала, кто она в этом мире. Ей торговали, как куклой, а она была не в силах этому помешать. Ей не бинтовали ноги, и все равно она не могла никуда убежать, а все потому, что у нее была скована воля. Подобно Ин-эр, она превратилась в дерево, которое захотят, срубят, пожелают — сохранят. Но ее мать была мертвой, а она — живой, и ей не хотелось, чтобы кто-то рисовал ее жизнь, как иероглиф, потому что иероглиф, начертанный чужой рукой, может оказаться несчастливым.
И все это из-за Мэй, нарушившей клятву, которую ее никто не заставлял давать: «Тебя я знаю с рождения, мы с тобой одной крови, нас связывает настоящая любовь. Все остальные люди для меня чужие».
Тао сама не заметила, как на смену решению не прощать пришло желание отомстить.
Глава 9
Нереальные, зыбкие, обжигавшие болью мечты исчезли, растворились, как утренний туман. Осталось лишь обнаженное, яркое, не приснившееся счастье.
Куну повезло: ему удалось поступить на службу к князю Арваю, земли которого были куда меньше владений Юйтана и располагались вдали от побережья, в затерянной между гор небольшой провинции близ озера Дун-тинху.
Командиром Куна был Дай-ан, проницательный и справедливый человек. Ему сразу понравился рассудительный, хорошо воспитанный юноша, и он взял его в свой отряд, не требуя рекомендаций, не расспрашивая о прошлом, и быстро убедился в том, что не ошибся. Кун никогда не опаздывал на службу, был исполнителен и искусен. Он не участвовал в загулах и попойках, как другие молодые воины, а все свободное время проводил с красавицей-женой.
Кун и Мэй поселились в маленьком домике с цветной бумагой на окнах, свитком в простенке и очень простой обстановкой: циновки, столик, три деревянных сиденья.
Мэй была в полном восторге: впервые жизни у нее был собственный дом! А Кун вспоминал покои Юйтана Янчу. Чего стоила одна лишь обтянутая красным атласом двенадцатистворчатая ширма! А покрытая черным лаком и инкрустированная золотом кровать, а коричневато-желтые, как янтарь, сиденья из дерева хуали!
Но там не было Мэй, наивной, восторженной, заботливой и любящей. Когда она впервые поставила перед ним блюдо с покрытой золотистой корочкой, политой густым сладким бобовым соусом и приправленной острым луком уткой, он был приятно удивлен, а, попробовав, искренне изумился:
— Где ты научилась так хорошо готовить?!
— У Лин-Лин. Она посвятила свою жизнь кухне.
Кун поднял на жену сияющие глаза.
— Я не хочу, чтобы ты посвящала свою жизнь кухне!
Мэй улыбнулась.
— Я посвящу ее тебе.
— Нет, — сказал он и наклонился, чтобы поцеловать ее руки, — я этого не заслуживаю.
Мэй смутилась. Она еще не привыкла к тому, что Кун открыто и искренне выражает свою любовь: это не было принято в китайских, да и в маньчжурских семьях.
Вспоминая свое детство, Кун говорил, что обоим причинили боль, только по-разному, они оба жили не так, как хотели жить. И лишь когда они соединились, как две половинки, страдания исчезли, а жизнь превратилась в полноводную реку, текущую по руслу, проведенному божественной рукой.
Мэй всегда с нетерпением ждала, когда муж вернется со службы. Ей казалось, что она издалека ощущает его приближение, улавливает дыхание прежде, чем услышит шаги. А чтобы время тянулось не так долго, она вспоминала, как начался их день.
На рассвете они занимались любовью в позе лотоса, изображения которой Кун часто встречал на книжных рисунках. Он был любопытен и пылок, и ему хотелось попробовать все, а Мэй с готовностью следовала его желанию.
42 
