151 
Дамам удалось приготовить утонченное угощение с чисто женским искусством. Продукты теперь были скверными, да и их не хватало. Запасы продовольствия в стране были исчерпаны, и когда армия вернулась из похода на Иерусалим, большинство судов, доставлявших провиант, встали на прикол.
— Как хорошо пахнет! — заметил Ричард при виде появившегося на столе блюда с жареной молодой козлятиной, приправленной травами. — Сюда, Блондель, и без церемоний! Садись рядом… — Он освободил место подле себя.
Усевшаяся было там герцогиня Авасольская стушевалась. Я сел с горящим от неловкости лицом, ненавидя Ричарда за бестактность. Если бы я встал за его спиной с лютней в руках, у меня было бы право, по крайней мере, на место менестреля. Здесь же, зажатый между ними в нарушение всякого этикета, я чувствовал себя комнатной собачонкой. Но он поступил так от чистого сердца, после стольких месяцев трудной жизни… И я решительно занялся едой, намереваясь как следует насладиться ею, поскольку со дня, когда меня ранили, даже не нюхал свежего мяса.
В разговорах за столом тему крестового похода тщательно обходили. Дамы весело обсуждали планы на будущее, радовались предстоящему возвращению домой. Казалось, что все мы ездили в Палестину с визитом, оказавшимся более скучным и разочаровывающим, чем ожидалось, и мы с радостью вернулись в родные пенаты.
Я чувствовал, что растет беспокойство Ричарда. На его лицо снова легла маска холодной суровости. Посреди разговора он резко заметил, что завтра или через день ему нужно уехать в Дамаск, для подписания договора. Слово «договор» упало в журчащую дамскую беседу как камень. Но они пропустили его мимо ушей и принялись щебетать о Дамаске. «Дома в Дамаске замечательные, не правда ли? Говорят, что собор святого Иоанна просто удивительный…» Я заметил, как Беренгария взглянула на Иоанну, и та, как марионетка, которую потянули за нитку, подалась вперед и спросила:
— Ричард, не мог бы ты взять с собой и нас — не всех, конечно, а только Беренгарию и меня?
— Это абсолютно невозможно, — коротко отрезал он. — Путь очень долгий, дорога скверная. Сплошная пыль… Кроме того, у нас едва хватает лошадей для тех, кто обязательно должен ехать. — Он повернулся ко мне и пробормотал: — Вставай, сыграй что-нибудь. С меня хватит этой болтовни.
Едва закончив первую песню, я снова заметил обмен взглядами. На сей раз Иоанна многозначительно посмотрела на Беренгарию, та повернулась к Ричарду и проговорила, с несколько большей прямотой, чем обычно при обращении к нему:
— Милорд, не могли бы вы выйти с нами? Иоанна должна сказать вам что-то очень важное.
Лицо его вдруг потеплело, во взгляде появился интерес. Он посмотрел на сидящих за столом и улыбнулся.
— Пойдемте, Реймонд, расскажете, в чем дело.
Граф Иджидио, немного сконфуженный, поднялся со стула. Иоанна порозовела.
— С меня довольно и собственных неприятностей, — с неожиданной задушевностью заговорил Ричард. — Вражда между моей матерью и вами, сэр Реймонд, для меня ровно ничего не значит.
Все четверо удалились в заднюю комнату. Ричард ясно дал понять, что получить его согласие на эту помолвку будет нетрудно. Оживленный разговор за столом иссяк, и чей-то голос проговорил мне в ухо:
— Кончайте песню и выходите на балкон. Они все равно не слушают.
Я посмотрел вниз и встретил мягкую ироническую улыбку Анны. Она захромала от меня, я допел песню, пропустив половину, и подошел к ней. Она стояла в дальнем углу балкона, облокотившись на мраморные перила, глядя на усыпанное звездами небо.
— Ну, — спросила она, не поворачивая головы, — как ваши дела, Блондель?
— В общем, как и раньше, миледи. А ваши?
— Без всяких перемен, — ответила она и рассмеялась. — Я заметила, что вы все еще играете левой рукой.
— Да. Раны зажили, но рука еще слабая. — Я продемонстрировал упражнение, которое делал десяток раз в день, а то и больше, если вспоминал об этом, — поднял руку до уровня плеча, согнул в локте и вытянул снова, сгибая и разгибая пальцы.
Анна обернулась и, когда я опять опустил руку, взяла кончики моих пальцев в свою маленькую ручку.
— Какие холодные — в такой теплый вечер… А как другая? — Анна коснулась левой руки, нашла ее теплой и отвела пальцы. — Вас правильно лечили?
— О да, сам Эссель. Он отлично знает свое дело. Я должен больше тренировать руку. — Только что проделанное упражнение и этот разговор напомнили мне о том, какая она тяжелая, вялая и слабая. Я высвободил руку и засунул за борт куртки. Там было тепло, что позволяло о ней не думать.
151 
