– Зачем ты это сделал, зачем?
Горыныч, словно не слыша меня, опустился на землю недалеко от костра, положил рядом с собой врученный Ульяной сундучок. И только тогда соизволил поднять голову и посмотреть мне в лицо. В его взгляде я не смогла уловить и капли сожаления о содеянном. Но… разве так поступают нормальные люди? Договариваются с русалками, отдают им живого пленника, а потом жгут на берегу говорящих кукол…
– Нет, я все понимаю, но… Арис, так… так же нельзя!
Руки дрожали, не слушались, да и зубы все порывались выбивать дробь.
– Ну почему же – нельзя? – Всемил засмеялся. – Пленнику вашему одна дорога была – на тот свет. А так – хоть девочкам развлечение. У них ведь жизнь невеселая, так что подарок им братец и впрямь сделал отменный.
– Подарок! – я безуспешно пыталась взять себя в руки. Вспомнила взгляд русалки-певуньи – словно в колодец заброшенный смотришь, тряхнула головой.
– Что там? – указала на сундучок.
Арис пожал плечами.
– Как? – злости было больше, чем удивления. – Ты поменял чужую жизнь вот на этот ящик, и даже не знаешь, что в нем?
– Сейчас узнаю, – Арис глянул мельком. – Подходи, если любопытно.
И, щелкнув нехитрым замком, откинул крышку.
Сперва показалось, что внутри ничего нет, но тут раздался тонкий испуганный писк, из сундука выскочило что-то маленькое, лохматое, и нырнуло в траву.
Я запоздало вскрикнула, а Горыныч захлопнул крышку и позвал негромко:
– Выходи. Здесь нет русалок.
Не сразу, но трава шевельнулась. Из нее показались острые мохнатые ушки, а затем в освещенный костром круг вышел малыш-бузиненок.
Опасливо покосился черными глазками-бусинками на берестяной сундучок и пропищал:
– Бусь пришел.
– Бусь! – я подползла ближе, с недоумением вглядываясь в маленькую фигурку. – Бусь, ты как здесь оказался?
Бузиненок жалобно вздохнул.
– Бусь шел, Бусь искал. Долго-долго искал – и нашел! А русалки поймали Буся и заперли. И долго-долго не выпускали!
– Русалки поймали?.. Но зачем?
– Очевидно, чтобы поторговаться потом, – Огненный подошел, наклонился, разглядывая бузиненка. Тот вздрогнул, поклонился ему низко, едва не коснувшись кончиками больших ушей земли. – Повезло тебе, малыш. За тебя русалкам знатный выкуп дали.
– Да уж, знатный, – я все еще поглядывала на Ариса, ожидая если не объяснений, то хоть каких-то слов или действий. Чего угодно, только не молчаливого безразличия, хотелось надеяться, что показного…
– Так что ж ты нашел, Бусь? – спросил Горыныч.
Бузиненок словно того и ждал. В его протянутой лапке очутилась сложенная в несколько раз бумажка, которую Арис осторожно взял двумя пальцами, развернул. Забыв о страхах и обвинениях, я пододвинулась к Горынычу, заглянула в записку и едва не вскрикнула, узнав аккуратный почерк Леона.
Пока я пыталась разобрать первую строчку, Горыныч прочел все послание. Улыбнулся устало – видно, плохих новостей сегодня ждать уже не стоило. И прочитал вслух:
– «С нами все в порядке. Отцу нужна помощь, едем к Верешу. Указом князя колдуны вне закона. Держитесь дальше от людей. Леон».
Значит, в прошлый раз записку все-таки подменили, и Леон с Алиной живы-здоровы! И вместе!
Отступившая тревога заставила меня улыбнуться, но тут же, мысленно вернувшись к странным словам о княжеском указе, я растерянно посмотрела на Ариса, потом на Всемила:
– Почему это «вне закона»?
Горыныч задумчиво потер заросший щетиной подбородок:
– Бусь, ты видел, как Леон писал эту записку?
– Бусь видел.
– И Алину видел? – встряла я. – Девушку, которая была с ним вместе, помнишь? Такая красивая, со светлыми волосами…
– Видел, – бузиненок важно кивнул.
– Ты им что-нибудь рассказал? – вновь вмешался Арис, и тут Бусь смущенно опустил голову.
– Бусь ничего не сказал. Бусь испугался.
– Чего испугался?
Уловив в моем вопросе сочувствие, бузиненок воодушевленно тряхнул ушами.
– Там было много людей. И вел их большой бородатый человек. Тот, кто раньше был живым, потом – каменным, а теперь – опять живой.
– Воевода? – я глянула на Ариса. – Алексей Леопольдович, раславский воевода?
– Да-да-да, – радостно закивал бузиненок. – Его называли так! Большой человек говорил, что хочет помочь чужим людям, которые теперь не знают, где они. И не знают, что они – чужие, что они – колдуны.