Особенно,... 
250 
Пустошь…
И как я не сообразила раньше, что тени ведут меня в Солончак? С самого начала. В нужную сторону. Дважды речку перешли с моей помощью. Хотя… без них нам, наверняка, не спастись было от иштранцев. К лучшему, значит. Главное – теперь не поддаться.
И – Арису рассказать. Обязательно. Он-то что-нибудь придумает.
Нет. Нельзя. Нельзя…
Только не вспоминать о Максиме. И… не выдать своих мыслей этому человеку, который, наверняка, уже не одного колдуна убил у охраняемой стражами границы.
Пустошь, Пустошь… Идем!..
До вечера Володя работал в кузнице, а старый кузнец Семен ворчал, что, дескать, снова всякую ерунду делает бесполезную, сырье переводит. Когда мы с Арисом заглянули, он как раз заканчивал лилию – красивую, почти как живую, только что не цветную, а серую.
Карина тихонько вошла и тоже любовалась процессом.
– Красиво, да? – в ее голосе слышалось неприкрытое восхищение и гордость.
– Я и раньше этим делом увлекался, всякую мелочь делал, – Володя вытер рукавом влажный лоб и улыбнулся. – Но у меня не получалось вот так быстро…
– А теперича ты колдун, – подал голос присевший в уголке Семен. – Вот и спорится дело… с чародейством-то!
– Наверное, – согласился Вова и снова принялся за работу.
Сгущались сумерки. Мы все ждали, что кто-то из тех, кто загадывал желания утром, придет к нам и скажет, что загаданное сбылось. Но… старичок, который сегодня, держа в руках выкованную Володей собачонку, пожелал вернуться домой, все так же сидел у палатки и смотрел в темнеющее небо.
– Что-то долго у них ничего не сбывается, – пробормотала я, оглядываясь на одинокий силуэт старика.
– Мало ли, что они загадали, – пожал плечами Арис. И глянул в небо: не полюбоваться звездами, а словно высматривал что-то. – Надо бы кое с кем посоветоваться.
При мысли об Огненном возмущенное шипение ударило по ушам. Я вздрогнула и тут же постаралась сделать вид, будто просто замерзла. Арис обнял меня, согревая.
– Ты чего? Тепло ведь…
Я прижималась к нему, мелко дрожа, и видела перед собой не засыпающую улицу, освещенную окнами домов, а пустынную дорогу, а за ней – равнину, на границе которой неподвижными черными фигурами, словно верстовые столбы, замерли стражи этого мира.
Пустошь, Пустошь…
В доме было душно.
Нам с Алиной постелили в хозяйской спальне, вместе с Настасьей. Женщина устала за ежедневными хлопотами, которых с появлением колдунов стало больше, и уснула сразу. Алина еще немного шепотом порасспрашивала меня о сестре Ариса и Володе, и тоже уснула.
А мне не спалось.
Мы с Арисом не сразу пошли в дом, а, спрятавшись в тени старой груши, долго еще не могли отпустить друг друга. И мне все равно было, увидит нас кто или нет, потому что боялась, отчаянно боялась того мгновения, когда Ариса не окажется рядом, и черные тени вновь заговорят со мной. Давно надо было все ему рассказать, но этого я боялась еще больше, сама не зная – почему. И теперь, на узкой лежанке, завернувшись в легкое одеяло, отчаянно пыталась спрятаться от зовущего, настойчивого шепота:
Пустошь, Пустошь…
– Тише! – накрыв голову подушкой, я надеялась, что они замолчат.
И очень удивилась, когда это на самом деле произошло.
Тишину нарушал шелест за окном, бухыканье разбуженного пса и посапывание лежащей рядом Алинки.
Кровать скрипнула, когда я поднималась. И предательски взвизгнула половица – стоило подойти к окну.
Душно…
Форточка распахнута, но ветер не залетает в окно. Только запах пыли.
Несколько пожухлых листьев сорвались с ветвей и кружат над пустынной дорогой.
Иди!..
Мгновения на крыльце – прислушиваясь, принюхиваясь. Приглядываясь. Ночь была ясной, и лунный свет выбелил дорогу, над которой, гонимые ветром, трепетали одинокие, раньше срока пожелтевшие листья.
Иди!
И запах полыни. Жухлых листьев и сухой полыни…
Иди!
Конюшня оказалась не заперта. Лошади недовольно фыркали, пока я неумело седлала серую длинногривую кобылку. Цепной пес едва слышно поскуливал из конуры, вглядываясь в сгустившиеся тени…
Отворилась, пропустив, калитка.
Иди!
Повинуясь безмолвному приказу, лошадь неохотно и тяжело тронулась с места, подкидывая круп, словно стремилась сбросить неприятную ношу. Роща расступилась, открыв изогнувшуюся дорогу. Пустую. Тихую.
250 
