Последние отзывы

  16  

И снова роды наступили для нее внезапно, но теперь ей не потребовалось так долго приходить в себя. После разрешения от бремени она встала и отправилась вниз и не возвращалась, пока ей не было приказано; однако, как мне кажется, ей понравился второй выводок. Котята в этот раз были вполне обычными: довольно симпатичные, серо-черные и белые в полосочку, но ничего особенного, необычного, и для них труднее было найти хозяев.

Осень, тропинки густо усыпаны коричневыми листьями большого платана. Кошка учит своих четырех котят охотиться, выслеживать и прыгать, пока листья падают с дерева. Листья исполняли роль мышей и птиц — а потом их притаскивали в дом. Один котенок старательно разодрал свой лист на кусочки. Видимо, он унаследовал самую странную черту серой кошки: она могла по полчаса методично разрывать газету зубами, кусок за куском. Возможно, это свойство присуще всем сиамкам. У моей подруги жили две сиамские кошки. Когда у нее в доме появлялись розы, кошки зубами доставали цветы из вазы, раскладывали и отрывали один лепесток за другим, как бы выполняя необходимую работу. Возможно, в природных условиях лист, газета, роза могли бы послужить материалом для построения гнезда.

Серая кошка с большим удовольствием учила своих котят искусству охоты. Будь они деревенскими кошками, они стали бы весьма учеными в этом отношении. А еще она успешно прививала им гигиенические навыки: ни один из ее котят ни разу не напачкал в углу. Но сама она была взыскательна в еде, и ей было не интересно обучать детей застольным манерам. Этому они учились сами.

Один котенок из этого выводка оставался в нашем доме намного дольше других. Так что в ту зиму у нас было двое котов, серая кошка и ее сын, роскошного коричнево-оранжевого цвета, с грудкой как у отца.

Серая кошка опять превратилась в котенка, и эти двое играли целыми днями и спали вместе, свернувшись клубком. Молодой кот был намного крупнее матери; но она его запугивала и даже била, когда была им недовольна. Они часами могли лежать, вылизывая мордочки друг другу, и мурлыкать.

Сыночек был потрясающий обжора, сметал все подряд. Мы надеялись, что его пример научит и мать быть проще в еде, но увы. Она всегда, как принято у котов, позволяла ему, своему ребенку, есть и пить первому, сама же, свернувшись, ждала. Когда он заканчивал трапезу, подходила, фыркала на кошачью еду или объедки, потом направлялась ко мне и очень деликатно покусывала мою ногу, напоминая, что она ест кролика, сырое мясо или сырую рыбу, поданные небольшими порциями, как положено, на чистом блюдце.

Над своим блюдцем — принадлежавшим ей по праву — кошка агрессивно наклонялась, гневно поглядывая на сына, и неспешно съедала ровно столько, сколько ей требовалось. Она редко доедала до конца то, что ей было предложено; почти всегда оставляла немного — мещанские хорошие манеры? Когда я наблюдала их в этом контексте, на примере серой кошки, меня вдруг осенило: а ведь в основе этих манер, вероятно, лежит злобная агрессия. Их надо понимать так: «Я не собираюсь доедать эту еду — я не голоден, ты приготовила слишком много, и твоя вина, если еда пропадет». «У меня столько своей еды, мне нет никакой необходимости съедать все это». «Я изящное суперсущество, я на самом деле выше такого грубого предмета, как еда». Последняя фраза отражает настрой серой кошки.

Молодой кот доедал за ней все, не замечая, что ее пища намного приятнее, чем то, что подавалось ему; и потом они опрометью убегали гоняться друг за другом по дому и саду. Или садились в ногах моей постели, глядя в окно, время от времени облизывая друг друга и мурлыча.

Это время было апогеем для серой кошки, пиком ее счастья и очарования. Она не была одинока; ее компаньон ей не угрожал, потому что она доминировала над ним. И она была так прекрасна — действительно очень прекрасна.

Лучше всего она смотрелась, когда сидела на кровати и глядела в окно. Обе ее кремовые в светлых полосках передние лапки выпрямлены, она опирается на две серебристые задние. Ее ушки, опушенные белым с серебряным отливом, поднимались и двигались взад-вперед, слушая и улавливая все. Наша киска шустро поворачивала мордочку, не упуская ни одного нового впечатления. Ее хвостик вертелся во всех направлениях, как будто его кончиком она ловила сообщения, недоступные другим органам восприятия. Когда она принимала позу, вся такая воздушно-легкая, приглядывалась, прислушивалась, принюхивалась, дышала, то казалось, что все в ней — мех, усики, ушки — тонко вибрирует. Если рыба — физическое воплощение движения воды, то кошка — это ожившее графическое изображение и образ неуловимых токов воздуха.

  16