Получив записку, Женевьева пришла в ужас. Неужели он узнал о том, что вчера она была в Карлтон-Хаус с Бенедиктом, ослушалась его? Теперь он точно придумает, как отомстить. Однако, прочитав записку, она немного успокоилась. Они просто хотят с ней познакомиться. Визит вежливости, не более.
Но расслабляться и думать, что беда миновала, рано. Вполне возможно, Уильям преследует двойную цель — и познакомить, и доставить новые неприятности. Он хитер и коварен, совсем как его отец, от него можно ожидать чего угодно. Уильям, естественно, узнал, что вчера она была у принца с Бенедиктом, и это привело его в бешенство. Леди и джентльмены, которые пришли к ней сегодня, засыпали ее вопросами о вечере в Карлтон-Хаус. Слухи об этом быстро разнеслись по городу. И до пасынка наверняка дошли. Женевьева понимала, что нужно приготовиться к самому худшему. Единственное, что ее утешало, — он не посмеет устроить скандал в присутствии гостей.
И все же Женевьеве с трудом удалось взять себя в руки, церемонно раскланяться и поприветствовать гостей. Она с интересом и сочувствием смотрела на совсем еще юную девушку, которая скоро должна стать женой Уильяма.
Молоденькая, румяная, светловолосая и голубоглазая, она не была красавицей. Шарлотта из тех, о которых говорят, что они и мухи не обидят. Если она станет женой Уильяма, он сразу же запугает и закабалит ее. Как когда-то Джошуа запугал и закабалил Женевьеву. Женевьеве было ее искренне жаль.
— Кажется, вы повредили руку, мадам? — раздался вдруг голос Уильяма Форстера. — Надеюсь, ничего серьезного?
Женевьева так погрузилась в свои мысли о Шарлотте и ее будущем, что совсем забыла о своем ненавистном родственнике.
Она взглянула на него. На бледном лице Уильяма играла улыбка триумфатора. Господи, как она ненавидела этого человека! Ненавидела и презирала. Отъявленный негодяй!
— Вы прекрасно знаете, при каких обстоятельствах я получила эту травму и кто в этом виноват, — презрительно глядя на него, отрезала Женевьева. — Доктор сказал, что у меня сломана косточка на запястье.
Ее рука все еще была в повязке.
— Как жаль! — насмешливо подняв бровь, воскликнул Уильям. — Вы себе и представить не можете, как я вам сочувствую.
— Да, представляю, как вы мне сочувствуете, — съязвила Женевьева.
— Вам следует осторожнее вести себя в будущем. — Взгляд его изменился, став откровенно жестоким. — Я дал вам один полезный совет, когда приходил неделю назад. Почему вы ему не последовали?
— Вы намекаете на мой визит в Карлтон-Хаус? Но что в этом такого? Лично я ничего плохого в том не вижу.
— Вы абсолютно правы, в этом нет ничего плохого. Но мне не нравится ваш спутник, мадам. Категорически не нравится.
Женевьева спокойно встретила жестокий взгляд Уильяма. В гостиной много людей, и он не сможет сделать ей ничего плохого. Она оглядела присутствующих. Никто не заметил напряжения, возникшего между ними. Все продолжали весело и непринужденно болтать.
— Я уже говорила вам, что мое поведение и отношения — это мое личное дело, — отрезала Женевьева. — И вас это не касается.
— А я говорил вам, что запрещаю появляться где-либо с Люцифером. Вы можете делать все, что захотите, только после моей свадьбы, когда родители Шарлотты уже не смогут ничего изменить. Не советую расстраивать мои планы.
— Вы больше не имеете права лезть в мою жизнь и что-либо запрещать. Впрочем, вы никогда и не имели на это права, — задыхаясь от злости, проговорила Женевьева. Она ненавидела Форстера всей душой. И не только за то, что он повредил ей руку, но и за то, что он смог запугать ее. Разрушить хрупкий мир, который она с таким трудом создала после смерти Джошуа. Разрушить иллюзию покоя и свободы. — Я считаю, что сейчас не время и не место для подобных разговоров.
— Тогда, может быть, мне стоит прийти к вам завтра, мы продолжим этот разговор наедине? — Глаза его заблестели от злости. — Чтобы никто не помешал.
Женевьева смерила его ледяным взглядом:
— По-моему, я еще в прошлый раз дала вам понять, что была бы рада, если бы вы раз и навсегда оставили меня в покое и никогда сюда больше не приходили. Неужели я неясно выразилась?
— Если будете себя хорошо вести, я никогда больше не потревожу вас своим присутствием. — Глаза его сверкнули.
— Я уже не ребенок. Никто не имеет права указывать, как мне жить и как себя вести. — Лицо ее раскраснелось от гнева.