— Когда я был ребенком, у меня не было времени читать, — отрезал Митч.
Лейси почувствовала неожиданный прилив сострадания к тому мальчику, каким он был. Она не представляла себе детства без возможности спрятаться от взрослых за чтением книг.
— Это очень печально... — начала было она, но он оборвал ее:
— Я сделаю это сейчас. — И, наклонив голову, погрузился в чтение.
Лейси какое-то время наблюдала за ним, а потом решила последовать его примеру. Но на полках ее не ждало ничего нового, все было читано-перечитано. Конечно, книги вызывали детские воспоминания, но сегодня вечером ей было не до воспоминаний. Ей требовалось отвлечься.
— Вряд ли вы что-нибудь взяли с собой? — спросила она наконец у Митча, когда, полистав две детские книги, со вздохом поставила их на место.
— Только вахтенный журнал «Эсперансы», — покачал головой Митч.
— Где он? — загорелась Лейси.
— Я уронил его, когда упал. Где-то там валяется.
— Вы оставили его?
— Дождя вроде не будет.
— И все же... — Лейси вскочила и кинулась к вешалке, где висела куртка.
— Бросьте. Не делайте глупостей. Искать в темноте какой-то журнал?
— Но я же искала вас вчера в темноте.
— За что премного благодарен, — мрачно пробурчал он. — Но я был в опасности. А журналу ничего не грозит.
— Не понимаю... — нахмурилась Лейси.
— А если вы упадете?
— Не упаду.
— Ну а если упадете? — не сдавался он. — Я не смогу пойти за вами. Вы разобьетесь. У меня вывихнута нога. Что мы тогда будем делать?
— Объединимся в совместном иске против дяди Уоррена? — предположила Лейси.
— Неплохая идея, — улыбнулся Митч.
— И, может быть, сумеем выиграть для вас Бар-Эф, а для меня Гнездо Буревестника. — Она с любопытством взглянула на него. — Для чего вам нужно ранчо Бар-Эф?
Тут тоже крылось что-то такое, чего Лейси не понимала, как и в истории с монастырем. Про Митча Да Сильву говорили, что все, к чему он ни прикоснется, превращается в золото. Считалось, что Бар-Эф никогда не будет приносить доход, с этим смирились и ее жадные до денег дяди. И Лейси не верила, что даже Митч, пускай он хоть второй царь Мидас, своим прикосновением сделает ранчо прибыльным.
— Я хочу, чтобы там велось хозяйство, — после минутного колебания объяснил он.
— Но оно никогда не принесет вам денег. Такого еще не было и не будет.
— Это неважно.
— Вы хотите таким способом списать налоги?
Он покачал головой и откинулся на спинку стула.
— Мне оно нужно для... мальчишек.
— По-моему, вы говорили, что не собираетесь жениться, — удивилась Лейси.
— Да, не собираюсь. И это будут не мои дети, — равнодушным тоном подтвердил Митч. — Я хочу устроить там что-то... вроде лагеря. Для таких парней, каким был я. — Он криво усмехнулся. — Для тех, у кого нет времени читать.
Лейси растерянно, с удивлением разглядывала его, пытаясь соединить крутого Митча, который никогда не собирается жениться, с сердобольным мужчиной, у которого такая нежность к мальчишкам.
— Они заслуживают этого. Пусть у них тоже будет время, — отрывисто проговорил он. — А не только у богатых детей. Понимаете?
— Конечно, понимаю.
— Ну вот я и хочу дать им время... и место, которое внесет перемену в их жизнь. Место, где они будут учиться по-настоящему работать и по-настоящему уважать себя.
Вытаращив глаза и приоткрыв рот, Лейси изумленно смотрела на него. Оказывается, в Митче Да Сильве есть много такого, чего она и предположить не могла.
— Не думаю, что вы способны понять, — заметил он, по-своему истолковав ее молчание.
— Большое спасибо! — взорвалась она. — Но так уж вышло, что на сей раз мне понятно.
— Вот как! Бедная маленькая богатая девочка оказалась очень понятливой.
— Ох, оставьте, Да Сильва. Не стоит так упиваться своими добродетелями. Если бедность такое уж выдающееся достоинство, то почему же вы не позволяете мальчишкам барахтаться в ней?
— Я не говорил, что это достоинство. — Темный румянец залил скулы Митча.
— Вы очень красноречивы и без слов. Вид у вас такой, будто вы постоянно клюете меня своим крючковатым носом.
— Крючковатым носом? — От возмущения он вытаращил глаза.
— Не переживайте, полагаю, что некоторым женщинам он нравится. — Лейси пожала плечами.
— Но, конечно, не вам? — Голос его стал нежным, словно шелк. Гневная гримаса сменилась вкрадчивой ухмылкой.