Последние отзывы

  96  

Руки я держу в карманах.

— Вы говорили, что поддались внезапному импульсу. Что это была спонтанная реакция в форс-мажорных обстоятельствах. Вы говорили, что, вернувшись за одеялом Делии, застали Элизу на диване без чувств и поняли, что пора принять решительные меры. Я правильно вас понял?

Эндрю кивает.

— Тогда как вы объясните тот факт, что угрожали похитить дочь до, собственно, похищения? — Я в отчаянии пинаю стул, который летит по конференц-залу. — О чем еще вы умалчиваете, Эндрю?

На шее Эндрю напрягаются мускулы, но он не отвечает.

— Сам я с этим не справлюсь, — говорю я и выхожу из комнаты не оглядываясь.

За тридцать дней до начала суда государство определяет список свидетелей. Я в ответ делаю то, что делал всегда: запрашиваю досье на всех, кого планирует вызвать прокурор. Это простейшее правило для обреченных адвокатов: пытайся придраться ко всему, что тебе мешает.

Конверт из почтового ящика я вытаскиваю на бегу, торопясь на слушание 404В, назначенное Эммой Вассерштайн. В ожидании приема я его распечатываю. На Делию, разумеется, никакого досье не заведено вообще, так что в руках у меня только две распечатки. Отсутствие криминального прошлого у детектива ЛеГранда, ныне пенсионера, меня не удивляет. Внимание привлекает второй отчет — досье на Элизу Васкез. Мать Делии судили за вождение в нетрезвом виде, приведшее к ДТП в семьдесят втором году.

Это, безусловно, довольно серьезное правонарушение. Имевшее место, вдобавок, когда она была беременна Ди. Будет непросто, но я все же, черт побери, постараюсь убрать Элизу со свидетельской трибуны под этим предлогом. Буду давить на ненадежность: человек, который хронически пьет, может не помнить многих подробностей и в принципе не заслуживает доверия.

Мне ли не знать…

Из-за угла появляется Эмма Вассерштайн и, завидев меня, останавливается.

— Судья еще не готов?

Я осторожно поглядываю на ее необъятный живот.

— В отличие от вас, еще нет.

Она закатывает глаза.

— Может, вам пока не сообщили, но мы уже не семиклассники.

Дверь открывается, и помощница судьи Ноубла заводит нас в кабинет.

— Он сегодня не в духе, — предупреждает она шепотом. — Кое-кто сегодня не получил своей дозы протеина.

Мы рассаживаемся и ждем позволения заговорить.

— Мисс Вассерштайн, — устало вздыхает он, — что у вас на этот раз?

— Ваша честь, мне хотелось бы включить в список следственных материалов обвинение в нападении, осуществленном Чарлзом Мэтьюсом в декабре семьдесят шестого года. Его можно отнести к мотивам преступления.

— Но, Ваша честь, это же предвзятое отношение чистой воды! — возмущаюсь я. — Мы говорим о мелкой стычке, которая произошла много лет назад и не имеет никакого отношения к предъявленным Мэтьюсу обвинениям.

— Не имеет никакого отношения? — язвительно переспрашивает Эмма. — А вы не потрудились узнать, кого ваш клиент тогда избил?

Она протягивает мне копию обвинения, которое я, получив, лишь просмотрел по диагонали, сочтя несущественным. И тут взгляд мой цепляется за имя пострадавшего: Виктор Васкез.

За полгода до похищения родной дочери и за три месяца до развода Эндрю поколотил мужчину, который впоследствии женится на его бывшей жене.

А это, по большому счету, таки мотив… А именно — месть. Еще бы, когда твоя жена трахается налево и направо, не успел ты переступить порог…

Судья собирает рассыпанные по столу бумаги в папку.

— Разрешаю, — говорит он. — Еще вопросы есть?

Эмма кивает.

— Ваша честь, мы все понимаем, что мистер Тэлкотт не сможет предоставить суду оправдательных фактов, а значит, будет строить защиту на оговоре Элизы Васкез.

Именно на этом я и планирую построить защиту.

— Я бы просила внести в протокол следующее: я искренне надеюсь, что этот суд не превратится в клеветническую кампанию просто потому, что адвокату нечем оправдать своего клиента.

Судья пристально смотрит на меня.

— Мистер Тэлкотт, не знаю, как там у вас в Нью-Гэмпшире, но у нас в аризонских судах запрещен подрыв репутации.

— Другое дело — обычный подрыв… — бормочу я себе под нос.

— Что-что?

— Ничего, Ваша честь.

Эндрю, конечно, виноват со всех сторон, но должен же быть способ с этим совладать. Вся адвокатура работает по этому принципу: вы говорите, что клиент «невиновен», но имеете в виду, что он «виновен, только на это были причины». Затем вы беседуете с клиентом, и он снабжает вас подробностями своей несчастной жизни, призванными разжалобить присяжных.

  96