95 
– Я понимаю, – произнесла она мягко. – Но не считаете ли вы, что вам в какой-то мере повезло? Король с легкостью мог приговорить вас к смерти.
– Разумеется, это ему ничего не стоило. Но он приговорил меня к пожизненному заключению.
– На всю жизнь! Возможно, смерть была бы предпочтительней?
– Нет, миледи. Я так не считаю. Да, я королевский узник и провожу дни и ночи в этой страшной темнице… За исключением тех минут, когда добрый Олспей дает мне возможность вдохнуть свежего воздуха. Но я пока еще жив, миледи, и надеюсь, придет день, когда тюремные стены разомкнутся и я окажусь на свободе. Я верю в это!
– Думаете, король помилует вас?
– Нет. Во всяком случае, пока при нем находятся Диспенсеры. Но они не вечны.
– Полагаете, он от них захочет избавиться?
– Нет, миледи. Но другие должны захотеть этого. Разве не был отправлен к Всевышнему Пирс Гавестон?.. Но прошу прощения, миледи, я слишком много говорю. Так долго сижу взаперти, что, когда появляется возможность и новый человек… Даже если это не просто женщина, но королева… Королева среди всех женщин… Еще раз простите, миледи.
– Вы не разучились говорить комплименты, милорд.
– В вашем присутствии они сами просятся с губ. Это так естественно.
– Значит, вы догадались, кто я? – спросила она.
– Миледи, я достаточно долго в этом отвратном узилище. Многие говорят, что узников часто посещают видения. У меня их не было… До настоящего времени. Возможно, это лишь сон, и я вскоре проснусь. Но я не забуду его, не забуду, как беседовал в своем сне с самой прекрасной женщиной в Европе… В целом мире… С королевой моей страны.
– О, вы действительно мастер говорить любезности. И я не сон, Мортимер. И не видение. Я – королева Англии… Но я прощаюсь с вами. Комендант в ужасе от столь долгого нашего разговора.
– Миледи, если бы я мог…
– Что бы вы хотели попросить, Мортимер?
– Я не решаюсь…
– Вы? Сомневаюсь в этом. У вас вид человека, который ничего не боится.
– Могу ли я рассчитывать снова увидеть вас?
– Кто знает. Возможно…
Она повернулась и направилась к выходу из сада.
* * *
Вернувшись к себе в покои, Изабелла сразу же подошла к окну. Мортимер был еще там, он о чем-то горячо говорил с комендантом Олспеем.
У нее не проходило состояние возбуждения, которое она всячески сдерживала, находясь в саду, и которому дала сейчас полную волю.
Какие у него неистовые глаза – огромные, темные, страстные! Она ощущала его живительную силу – мужскую силу. Столько времени заперт в четырех стенах, полуголодный, истомленный, перенесший только что такую утрату – и сколько в нем огня, сколько мощи! Я не знала подобных людей… Как сверкали его глаза, когда он говорил о Гавестоне, о Диспенсерах! Как, должно быть, презирает он их всех! Таких… Как презирает он Эдуарда!..
Мортимер – король приграничных земель! О таком человеке… да, именно о таком она мечтала всю свою жизнь!..
Она должна его снова увидеть. Должна… И как можно скорей! Нужно дать понять коменданту, чтобы тот снова привел узника в сад, завтра, в то же время, и что она будет там.
Вероятно, ей следует вести себя более осторожно. Но она так устала от осторожности! От сдержанности и благоразумия. Так долго была унижена, втаптывалась в грязь, что единственным сейчас утешением могло быть только действие. Активное действие…
Она почти не спала в эту ночь. Ей хотелось, чтобы он тоже не знал сна в своей каморке.
Комендант, узнав о желании королевы, был счастлив его исполнить. Видно было, он питал симпатию и уважение к узнику, что ее не удивляло. Его же, по-видимому, тоже не удивлял интерес, проявленный к арестанту королевой.
Она снова вышла в сад в середине следующего дня, когда оба мужчины прогуливались там.
– Как видите, ваш сон сбывается наяву, – сказала она Мортимеру.
– Я просто не смею верить, что мои надежды сбылись, – отвечал он.
– Вы многое смеете, милорд, уверена в этом.
– Когда-то я был известен своей смелостью.
– Не сомневаюсь, вы снова прославитесь ею.
– Возможно, в будущем.
– Вы верите, что оно светит вам?
– Начинаю верить, миледи.
– Пусть ваша уверенность не будет поколеблена.
– Вы так добры, миледи.
– Мне нравятся такие люди, как вы, – сказала она.
Он понял, что этим самым она как бы выразила свое неодобрение людям другим – того сорта, как король и иже с ним.
Он ответил:
– Когда человек лишен навеки свободы, ему уже больше нечего терять, он может говорить решительно все, что думает, независимо от обстоятельств. Я хочу сказать, что всегда глубоко сочувствовал вам. Что, если бы вы решились собрать армию и двинуть ее против тех, кто мешал и мешает вам в этой стране, я встал бы во главе такой армии.
95 
