Последние отзывы

  36  

«Именем Отца моего велю: дай то, что мне должно знать — Анекдот!»

— вошла.

И, последовавший за ней кавалер, очутился в, отделанном красным деревом, сверкающем бронзовыми лампами, вестибюле дореволюционной гостиницы «Grand-Hotel-National».

Машины глаза затанцевали по холлу, и сразу отыскали то (тех), кого ей должно познать. Бонна в темном плаще и непримечательной шляпке, вела к двери двух маленьких девочек.

«Кто из них Анна?..»

Заезжая bonne исчезла за дверью.

Мир стоял столбом и смотрел бараном.

— Идем, идем, надевай скорее пальто… Там зима. Я же тебе говорила, — нетерпеливо пришпорила его Киевица.

— Какое пальто? — Во имя любви, Мир с честью продефилировал по Крещатику ХХ1 века в классическом сюртуке. Но надеть цилиндр конца Х1Х и пальто в начале июля — он отказался наотрез.

— Пальто у тебя в руках!

Мир взглянул на свою руку, с перекинутым через нее пальто. Тряхнул, сложенным в «блин» цилиндром.

— Я думал, — оторопело сказал он, — после того, что со мною случилось, меня уже ничем нельзя удивить.

— После чего? — бурчливо спросила Маша, подталкивая кавалера к двери.

— После того, как я полюбил тебя.

— А-а-а…

Спускаясь по лестнице, со второго — гостиничного этажа, Маша прикрыла веки и старательно прочитала второе заклятье.

Войти в дом, внутри коего, во веки веков, жило его дореволюционное Прошлое, было половиною дела.

Теперь следовало выйти из него в прошлый век.

И, кабы Маша знала о втором заклятии раньше, ее жизнь сложилась бы по-другому.

Но что теперь вспоминать…

— Идем.

Мир взял себя в руки и все же успел открыть дверь перед дамой.

*****

За дверями был Х1Х век!

Зима 1894-го….

…или 1895 года.

Белый-пребелый день.

Пахло Рождеством. Старорежимным, золото-серебряным. Маша сразу учуяла запах. Новый год, слывший до революции праздником детским, не предвосхищавший, а вежливо следовавший за днем рожденья Христа — был где-то рядом, в двух-трех шагах.

На Крещатике правили бал сладкие Святки!

Две недели зимних празднеств, — время, когда начальство объявляло неприсутственные дни, и все, даже недремлющие полицейские, погружались в праздничное безделье.

С 25 декабря по 6 января — от Рождества до Крещенья — законопослушность киевлян изумляла. Полицейские участки были пусты. На улицах не было ни пьяных, ни даже бродяг. Отмечая день рожденья Христа, умиленная Столица Веры открывала нищим объятия. Их привечали, согревали, устраивали им бесплатные обеды, раздавали одежду и деньги.

«Святки… — попробовала Маша на вкус старорежимное слово. — Сейчас никто и не знает, что это такое».

Белый день цвел яркими пятнами — люди несли в руках коробки с подарками, игрушки от Кордеса. Маша прилипла глазами к прошествовавшей мимо паре, — несомненно семейной. Погладила взглядом большой, спеленатый в серую бумагу пакет, судя по форме, традиционную лошадку-качалку — ее нес отец. Мать семейства, румяная, толстая, в меховой шапочке прижимала к груди бомбаньерку из кондитерской Балабухи.

— И это Крещатик? — настиг Машу вопрос.

Она забыла о спутнике.

Но, обнаружив Мира рядом с собой, увидела — даже он, влюбленный, забыл о ней, повстречавшись с ее Киевом, Киевом, Киевом!

— Да, это Крещатик, — представила главную улицу Маша, чувствуя, что ее безудержно улыбающиеся щеки вот-вот треснут от радости.

Мир смотрел на дома, оставленные им в ХХ1 веке минут пять назад.

Шесть зданий, поместившиеся между бывшим Бибиковским бульваром и бывшей Фундуклеевской улицей, были единственными старыми домами Крещатика нынешнего.

И единственными знакомцами встреченными им здесь — в 1894 или 5-том году.

Но и их было невозможно узнать!

№ 42, где, на углу Крещатика и Богдана Хмельницкого, проживал центральный гастроном, — только строился.

№ 44 — был неподобающе мал. Видно, впоследствии его перестраивали не раз.

№ 46 — был неподобающе нов.

За углом № 52 поднимался вверх Бибиковский — непривычно низкорослый, голый, пустой.

Машин спутник затравленно обернулся. С минуту, не веря, смотрел на немыслимо незнакомое пространство, где испокон веков (во всяком случае, так казалось ему) стоял огромный, квадратный Бессарабский рынок.

Рынок был.

Но совершенно не тот. Маленькие, грязноватые будочки, лоточки-«рундуки». Лавка с вывеской «Дешовая торговля».

  36