— Давно ты здесь? — спросил Ребус.
Реншоу провел рукой по своей щетине, больше походившей теперь на бороду.
— С утра, — сказал он.
— А где Кейт?
— Помогает члену парламента.
— Входная дверь не заперта.
— Да?
— Кто угодно мог войти. — Ребус подождал, пока автомобиль Реншоу нагонит его, и теперь следил, как обе игрушки бегут по трассе, встречаясь то в одном, то в другом пункте.
— Знаешь, о чем я думал прошлой ночью? — спросил Реншоу. — По-моему, это прошлой ночью было.
— О чем?
— О твоем отце. Я любил его. Он мне фокусы показывал, помнишь?
— Вынимал монетки у тебя из уха?
— А потом они куда-то исчезали. Он говорил, что научился этому в армии.
— Наверно.
— Он служил на Дальнем Востоке, да?
Ребус кивнул. Отец никогда не рассказывал о своем военном прошлом серьезно, всегда это были какие-то анекдоты, забавные истории. Но потом, уже в старости, он поделился тем, какие ужасы приходилось ему видеть.
Это ведь не были профессиональные солдаты, Джон. Это были призывники — банковские служащие, продавцы, рабочие. Война изменила их, всех нас изменила. Да и как могло быть иначе?
— Дело в том, — продолжал Аллен Реншоу, — что, думая о твоем отце, я стал думать о тебе. Помнишь день, когда ты повел меня в парк?
— И мы играли там в футбол?
Реншоу кивнул и слабо улыбнулся.
— Помнишь?
— Может быть, не так отчетливо, как ты.
— О, я-то помню! Мы играли в футбол, а потом подошли какие-то парни, твои знакомые, и мне пришлось играть одному, а ты стал разговаривать с ними. — Реншоу замолчал. Трассы автомобильчиков опять пересеклись. — Вспоминаешь?
— Не очень. Но наверное, так и было. — Приехав домой в отпуск, он уж конечно должен был общаться с друзьями.
— Потом мы пошли домой. Вернее, ты пошел со своими друзьями, а я поплелся следом, таща мяч, который ты купил для нас обоих… Нет, вот это вспоминать не нужно… Не хочу.
— Что вспоминать не нужно? — Внимание Ребуса было занято автомобильчиками.
— То, как мы проходили мимо паба. Помнишь паб на углу?
— «Боухилл-отель»?
— Именно. Мы проходили мимо, и ты, повернувшись ко мне, велел подождать тебя снаружи. И голос у тебя стал другим — жестче, как будто ты не желал показывать этим парням, что мы с тобой друзья.
— Ты уверен в этом, Аллен?
— О, абсолютно уверен. Потому что вы втроем пошли в паб, а я остался сидеть на обочине и ждать. В руках у меня был мяч. Через некоторое время ты вышел, но лишь затем, чтоб вручить мне пакетик чипсов. Ты вернулся в бар, а потом появились твои приятели и один из них выбил мяч у меня из рук. Они убежали с мячом и стали, смеясь, перекидываться им и пинать его ногами. Я плакал, но ты все не выходил, и я понимал, что идти в паб не должен. Поэтому я поднялся и пошел домой один. Я заблудился, но потом спросил у кого-то дорогу. — Автомобильчики спешили к месту, где менялись трассами. Приехав туда одновременно, они оба слетели, перекувырнувшись. Оба мужчины не пошевелились, чтобы прийти им на помощь. На секунду чердак замер в безмолвии.
— Ты пришел домой позднее, — нарушил молчание Реншоу, — и никто ничего не сказал, потому что я никому не рассказал о том, что произошло. Но знаешь, что больше всего меня обидело? Что ты так и не спросил, где мяч, и я понял почему. Не спросил, потому что и думать забыл о нем. Наплевать тебе было на него. — Реншоу помолчал. — И я опять превратился в маленького мальчика, перестав быть твоим другом.
— Господи, Аллен…
Ребус силился вспомнить, как все это было, и не мог. Помнил солнечный день и как они играли в футбол, а больше — ничего.
— Прости меня, — наконец выговорил он.
По щекам Реншоу покатились слезы:
— Я ведь был твоим родным, Джон, а ты обошелся со мной, как будто я тебе никто.
— Аллен, поверь мне, я никогда…
— Вон! — закричал, захлебываясь слезами, Реншоу. — Вон из моего дома!
Он встал на затекших ногах. Ребус тоже поднялся. Они стояли, неловко ссутулясь, упираясь головой в потолочные балки.
— Послушай, Аллен, если ты хоть немного…
Но Реншоу, ухватив его за плечо, стал толкать к люку.
— Хорошо, хорошо, — приговаривал Ребус.
Он попытался вырваться, и Реншоу споткнулся, завис одной ногой над люком и чуть не сверзился вниз. Ребус ухватил его за руку с такой силой, что пальцы обожгло болью. Реншоу удержал равновесие.