— Ты в порядке? — спросил Ребус.
— Не слышал? — Реншоу указывал вниз, на стремянку.
— Ладно, Аллен. Но мы еще потом поговорим, хорошо? Я ведь пришел поговорить, узнать тебя получше.
— У тебя была возможность узнать меня получше, — холодно отвечал Реншоу. Ребус стал спускаться вниз по стремянке и оглянулся на люк, но Реншоу видно не было.
— Ты спускаешься, Аллен? — крикнул Ребус. Ему не ответили.
И опять это жужжание автомобильчика, продолжившего свой путь по треку. Ребус повернулся и спустился вниз. Он не знал, как быть, можно ли оставить Аллена в таком состоянии. Из гостиной он прошел в кухню. Снаружи по-прежнему стояла неубранная газонокосилка. На столе были разложены бумаги — распечатки воззвания с требованием обеспечить безопасность школ. Подписей еще не было, лишь ряды оставленных для них мест. То же самое было и после Данблейна. Ужесточение правил, принятие мер. А результат? На улицах появилось еще больше нелегального оружия. Ребус знал, что в Эдинбурге оружие из-под полы, если иметь соответствующие знакомства, можно раздобыть в течение часа. В Глазго, как считалось, это заняло бы вообще не больше десяти минут. Оружие брали и напрокат — как видеокассеты, брали на день. Если возвращали неиспользованным, вам отдавали деньги обратно, использованным — не отдавали. Простейшая финансовая операция, немногим отличающаяся от тех, что производил Павлин Джонсон. Ребус хотел было поставить свою подпись под воззванием, потом решил, что это будет пустым жестом. Он увидел множество газетных вырезок и ксерокопий журнальных статей на тему губительного влияния, которое оказывает насилие в средствах массовой информации. Глупейшие банальности, вроде уверений, что, насмотревшись видео, двое детей убили младенца. Он огляделся, не оставила ли Кейт свой контактный телефон. Ему хотелось поговорить с ней о ее отце, может, сказать, что Аллену она нужнее, чем Джеку Беллу. Постояв несколько минут возле стремянки и послушав жужжание наверху, он отыскал в телефонной книге номер вызова такси.
— Машина будет в десять, — заверил его голос в телефонной трубке. Веселый женский голос. Этого оказалось достаточно, чтобы напомнить ему о существовании другого мира, непохожего на тот, в котором пребывал он.
Шивон стояла посреди гостиной, поглядывая вокруг. Она подошла к окну и задернула шторы от меркнущего света. Подняла с пола кружку и тарелку: от последней ее домашней трапезы остались крошки. Она проверила, нет ли новых сообщений на телефоне. Была пятница, а значит, ее ждали Тони Джексон и другие женщины-полицейские, но ей меньше всего сейчас хотелось становиться объектом их добродушного подтрунивания и участвовать в не совсем трезвом разглядывании посетителей паба на предмет выискивания подходящих кавалеров. Помыть тарелку и кружку полминуты. Она поставила их сохнуть и заглянула в холодильник. Припасы, из которых она хотела готовить ужин для Ребуса, были еще здесь, и срок их годности далеко не истек. Захлопнув дверцу холодильника, она отправилась в спальню, где положила поровнее одеяло на постели, сказала себе, что в конце недели надо будет обязательно постирать. Войдя в ванную, она взглянула на себя в зеркало, после чего опять вернулась в гостиную и открыла пришедшую за день почту. Два счета и открытка. Открытка была от старинной приятельницы по колледжу. Уже год как они не могли встретиться, хотя и жили в одном городе. Теперь приятельница наслаждалась четырехдневными каникулами в Риме, а может, уже и вернулась, судя по дате на открытке. Рим — там Шивон никогда не была.
Я пошла в бюро путешествий и спросила, что они могут предложить прямо сейчас. Чудесно провожу время — мерзну, брожу из кафе в кафе; когда хочется, осматриваю достопримечательности. С любовью Джеки.
Она поставила открытку на каминную полку и стала вспоминать, когда у нее самой в последний раз были настоящие каникулы. Что можно считать ими — неделю с родителями? Уик-энд в Дублине? Она ездила туда в качестве подружки невесты — своей сослуживицы по отделу. Теперь та уже ждет первенца. Она взглянула на потолок. Сосед наверху мерил шагами комнату. Наверно, не нарочно, но топал он, как слон. Возвращаясь, она встретилась с ним возле дома. Он пожаловался ей, что пришлось выручать автомобиль из муниципального отстойника:
— Оставил на двадцать минут на желтой полосе… а вернулся — увезли, сто тридцать фунтов штраф, можете себе представить? У меня чуть с языка не сорвалось, что эта рухлядь и вся-то того не стоит! — Он упер палец в Шивон. — Вам надо будет что-то делать с этим!