Лёгкий, ненавязчивый романчик 
60 
…И два окна в Михайловском замке, которые остались такими же, как в 1801 году, и казалось, что за ними еще убивают Павла, и Семеновские казармы, и Семеновский плац, где ждал смерти Достоевский, и Фонтанный Дом – целая симфония ужасов… «Шереметевские липы, перекличка домовых». Летний… Первый – благоуханный, замерший в июльской неподвижности, и второй – под водой в 1924 году… Марсово – плац-парад, где ночью обучали новобранцев в 1915 году (барабан), и Марсово – огород уже разрытый, полузаброшенный (1921), «под тучей вороньих крыл», и ворота, откуда вывозили на казнь народовольцев.
И близко от них грузный дом Мурузи (угол Литейного), где в последний раз в жизни я видела Гумилева (в тот день, когда меня нарисовал Ю. Анненков).
* * *
- Мир – лишь луч от лика друга,
- Всё иное тень его.
- Широко распахнуты ворота,
- Липы нищенски обнажены,
- И темна сухая позолота
- Нерушимой вогнутой стены.
- Гулом полны алтари и склепы,
- И за Днепр широкий звон летит.
- Так тяжелый колокол Мазепы
- Над Софийской площадью гудит.
- Все грозней бушует, непреклонный,
- Словно здесь еретиков казнят,
- А в лесах заречных, примиренный,
- Веселит пушистых лисенят.
* * *
- Заплаканная осень, как вдова
- В одеждах черных, все сердца туманит…
- Перебирая мужнины слова,
- Она рыдать не перестанет.
- И будет так, пока тишайший снег
- Не сжалится над скорбной и усталой…
- Забвенье боли и забвенье нег —
- За это жизнь отдать не мало.
«Когда расстреляли Гумилева, Леве было девять лет, школьники немедленно постановили не выдавать ему учебников, тогда они выдавались в самой школе, где самоуправление процветало даже в младших классах».
Все правильно предсказала Анна Ахматова: перебирать мужнины слова она не перестанет до конца своей долгой жизни. Ды всех тех ночей, когда «мертвый муж» живым являлся ей во сне, запомнит и отметит.
«АА рассказывает, что сегодня ночью видела сон. Такой: будто она вместе с Анной Ивановной, Александрой Степановной и с Левой у них дома, на Малой, 63. Все по-старому. И Николай Степанович с ними… АА очень удивлена его присутствием, она помнит все, что говорила ему: „Мы не думали, что ты жив… Подумай, сколько лет! Тебе плохо было?“ И Николай Степанович отвечает, что ему очень плохо было, что он много скитался – в Сибири был, в Иркутске, где-то… АА рассказывает, что собирается его биография, о работе… Николай Степанович отвечает: „В чем же дело? Я с вами опять со всеми… О чем же говорить?“ АА все время кажется, что это сон, и она спрашивает беспрестанно Николая Степановича: „Коля, это не снится мне? Ну докажи, что это не снится“.
1958, Москва. Тульская улица
В ночь под 20 ноября видела во сне X (Гумилева. – А. М.) в Безымянном переулке[26]. Он дал мне белый носовой платок, когда я выходила от Вали, чтобы вытирать слезы. И бродил со мной в темноте по переулку. Я была в каких-то лохмотьях, м. б. в старой серой шубе на рубашке.
* * *
…Комната: окно на Безымянный переулок… который зимой был занесен глубоким снегом, а летом пышно зарастал сорняками – репейниками, роскошной крапивой и великанами-лопухами… Кровать, столик для приготовления уроков, этажерка для книг. Свеча в медном подсвечнике (электричества еще не было). В углу – икона. Никакой попытки скрасить суровость обстановки – безд<елушками>, выш<ивками>, откр<ытками>.
Один из снов, точнее, слова Гумилева из того сна, А.А.А записала стихами:
- Я с тобой, мой ангел, не лукавил,
- Как же вышло, что тебя оставил
- За себя заложницей в неволе
- Всей земной непоправимой боли?
- Под мостами полыньи дымятся,
- Над кострами искры золотятся,
- Грузный ветер окаянно воет,
- И шальная пуля над Невою
- Ищет сердце бедное твое.
- И одна в дому оледенелом,
- Белая лежишь в сиянье белом,
- Славя имя горькое мое.
60 
