105 
— Расскажи мне о ней.
— О чем мне вам рассказать — о Толедо, который расположен на подкове из гранита, о горных вершинах, уходящих ввысь? О Севилье, где и зимой цветут розы, о чудесных оливковых рощах, о вине, которое делают там? Говорят, мадонна, что те, кого любит Бог, живут в Севилье. Я хотел бы показать вам дворцы и узкие улочки, и нигде апельсины и пальмы не растут так пышно, как в Севилье.
— Мне кажется, что ты поэт.
— Я чувствую вдохновение.
— Твоей прекрасной страной?
— Нет, мадонна. Вами!
Лукреция улыбалась. Было бесполезно делать вид, будто ей не доставляет удовольствие присутствие молодого человека, будто она не чувствует, что воспрянула к жизни, словно глотнув свежего воздуха, принесенного этим юношей. Ей казалось, что она долго и глубоко спала, пока ей нужно было поспать, а теперь снова звуки жизни звучат вокруг, и она полна желания проснуться.
— Я мечтаю увидеть Испанию.
— Его святейшество намекнул, что если герцог вернется в Испанию, то он сможет взять вас с собой.
В Испанию! Чтобы спрятаться от сплетен, от позора развода! Это ей показалось приятной перспективой.
— Я с удовольствием бы поехала… ненадолго.
— Конечно, ненадолго, мадонна. Ваш отец никогда не отпустит вас от себя надолго.
— Я знаю.
— Он так беспокоится о вас, что все время думает, как вам здесь живется. Он спрашивает: не жестка ли ее постель? Не кажется ли ей пища безвкусной? Не тяготит ли ее образ жизни монахини? Ему интересно знать, кто расчесывает и моет вам волосы. Он сказал, что хотел бы прислать вам компаньонку, девушку, которую он для вас сам выбрал. Она молода и станет вам и подругой, и служанкой. Он просил меня принести ему ответ, согласны ли вы принять его предложение.
Лукреция задумалась. Потом сказала:
— Прошу, передай отцу, что я всей душой преданна ему. Скажи, что его любовь ко мне не сильнее моей любви к нему. Скажи, что я каждый вечер и каждое утро молюсь, чтобы быть достойной его забот. И еще скажи, что я здесь счастлива, но что мне приятно было поговорить с тобой и что я жду ту, которую он выберет мне в подруги и служанки.
— А теперь, синьора, я должен удалиться, чтобы дать вам спокойно прочитать письма.
— Как ты добр, — заметила девушка, — как предусмотрителен!
Она протянула руку, он коснулся руки губами.
Он не торопился, стараясь продлить удовольствие, и ей было приятно, что он так делает. Монахини были ее хорошими друзьями, но Лукреция расцветала, когда ею восхищались.
Она по-прежнему находилась в безопасности в своем убежище, но она получила наслаждение, глотнув свежего воздуха из огромного мира.
Папа послал за девушкой, которую выбрал для дочери в качестве компаньонки и служанки в монастыре Сан Систо.
Она была очаровательна, мила, изящна, с блестящими темными глазами и точеной фигуркой. Александру она сразу понравилась, когда он впервые увидел ее. Он по-прежнему находил ее очаровательной, но сейчас он восхищался ее каштановыми волосами, точь-в-точь такими, как у его фаворитки.
Увидев вошедшую девушку, он протянул навстречу ей руки и сказал:
— Пантисилея, дорогая моя девочка, у меня есть для тебя поручение.
Пантисилея опустила свои прекрасные глаза и ждала. Она боялась, что папа отошлет ее. Она всегда со страхом думала об этом. Она понимала, что их с папой связь не может длиться вечно. Папа быстро менял любовниц, даже Джулия Фарнезе не продержалась особенно долго.
У нее были свои мечты. Кто бы не мечтал на ее месте? Она представляла себя состоятельной женщиной вроде Ваноцци Катани или Джулии Фарнезе.
Сейчас она начала понимать, что ее выбрали, чтобы она несколько часов развлекала уставшего папу.
— Ты дрожишь, детка, — мягко заметил Александр.
— Это от страха, что вы отошлете меня. Александр улыбнулся, улыбка была доброй. Он всегда был добрым по отношению к женщинам. Он машинально расправил складки своей мантии; он вспоминал свою рыжеволосую возлюбленную.
— Тебе не придется уезжать далеко от нас, а когда ты узнаешь, какое поручение я тебе дам, то обрадуешься, поняв, что я могу доверить это не только тому, кого люблю, но тому, кого уважаю и кому полностью доверяю.
— Да, святой отец.
— Ты поедешь в монастырь Сан Систо, где станешь заботиться о моей дочери Лукреции.
Пантисилея вздохнула с явным облегчением. Госпожа Лукреция была доброй хозяйкой, и все находившиеся у нее в услужении считали, что им очень повезло.
105 
