Особенно,... 
113 
Дежурная направила меня в комнату отдыха. По дороге туда я прошел мимо старых китаянок, утонувших в чересчур громоздких для их тщедушных тел инвалидных колясках. Еще одна женщина в красном халате, шаркающей походкой бредущая мне навстречу, внимательно меня осмотрела и крикнула:
– Эй! Я так устала!
В комнате отдыха я увидел дюжину стариков в инвалидных колясках. Там работал телевизор, который смотрели внимательно, но без иронии… или, возможно, с величайшей иронией. В руках у каждого старика была небольшая бумажная коробка с питательным напитком и воткнутой в него соломинкой, но никто его не пил. Одна из старушек забормотала в мой адрес что-то несуразное.
Служительница, молодая чернокожая женщина, грузно опустилась в кресло и подняла на меня глаза:
– Вы к кому?
– Я ищу мистера Краули.
Она небрежно указала мне на него.
Он сидел на кресле-каталке с закрепленным на нем большим мочеприемником, и хотя его открытые глаза не казались сонными, рот был безвольно приоткрыт и влажен. Я заметил, что зубы у него такие же крупные и кривые, как у его сына. Его лицо не брили много дней, а шею и того дольше.
– Мистер Краули?
В ответ он лишь уставился на меня. Нижние веки у него запали внутрь, словно глазные яблоки отодвинулись назад.
– Здравствуйте, мистер Краули.
– Бесполезно, мистер, – крикнула сиделка.
От мистера Краули пахло – да простит меня Бог, – как от старого животного. Но я предпринял еще одну попытку, и он приподнял тонкую как бумага руку. Я осторожно пожал ее, отметив про себя, что рука удалившегося на покой мастера по ремонту лифтов все еще сохраняла некоторую силу.
– Если хотите, можете отвезти его в его комнату, – сказала дежурная.
Выкатывая мистера Краули из комнаты отдыха, я заметил, что у него по-прежнему густая шевелюра, засалившаяся, однако, до такой степени, что выглядела прилизанной, и испещренная бесчисленными звездочками перхоти. Пол в коридоре был безупречно чист, но, несмотря на всепроникающий запах дезинфицирующего средства, чувствовалось, что воздух спертый, рециркулированный, словно пропущенный через чьи-то почки. Атмосфера сжатых испарений. Мы проходили комнату за комнатой, каждая из которых представляла вариацию на одну и ту же тему: старик, спящий в постели с задранным подбородком и открытым ртом, словно репетирующий смерть; старик в кресле-каталке, его сиделка поправляет постель; стоящая старуха, голая ниже пояса, ее сиделка одевает ее; старик в кресле-каталке, уставившийся на овсянку на подносе, прикрепленном к креслу; старик, спящий в постели. Комната мистера Краули – как я заметил, отдельная – была маленькой и скудно обставленной. По одной стене располагались раковина, встроенный стенной шкаф с ящиками и душ. В углу свистел тепловентилятор. На ночном столике рядом с больничной койкой стояла маленькая фотография «кодак-хром» в рамке, и я нагнулся, чтобы рассмотреть ее; невысокий темноволосый мужчина, мистер Краули, его жена и их сын, Саймон, примерно лет трех, стоящий между ними. На обороте надпись: «Квинс, Нью-Йорк, примерно 1967 год».
– Какая славная фотография, – довольно глупо брякнул я.
Он ничего не ответил, но его глаза внимательно наблюдали за мной. Я подошел к окну и посмотрел вниз, туда, где находилась стоянка автомобилей интерната. Трое санитаров в синей форме забрасывали крепко завязанные мешки с мусором в мусоровоз. Четвертый санитар мыл машину из шланга, тянувшегося из здания интерната.
Снаружи послышалось уже знакомое мне шарканье женщины в красном халате. «Эй! Я так устала!» – воскликнула она. Заглянув в дверь и, видимо, надеясь, что сумеет привлечь внимание посетителя другого пациента, старушка объявила, обращаясь прямо ко мне:
– Я так устала.
– Искренне вам сочувствую.
– Меня зовут Пат, – медленно проговорила она, словно у нее во рту было полно каши. – Он не может говорить.
Я заметил на ее халате пятна от еды.
– Я всех здесь знаю. Я так устала.
– Может быть, вам стоит посидеть и отдохнуть.
– Я не могу. – Она посмотрела на меня, жуя беззубым ртом. – У меня трое детей.
– Как я вас понимаю, Пат!
– У меня трое детей, но я не могу их найти.
– Я глубоко сочувствую вам, Пат.
– Спасибо, – сказала она глухим голосом, еле ворочая языком, – спасибо.
Она обернулась и посмотрела в конец коридора, словно размышляя о своих нескончаемых мотаниях по кругу.
– Сюда идет Джеймс, – изрекла она и зашаркала дальше.
113 
