– Это правда, – сказал д’Артаньян, невольно бросая взгляд на алмаз королевы, блестевший на руке Мазарини.
Мазарини заметил этот взгляд и тихонько повернул свой перстень алмазом вниз.
– И я хочу, – прибавил Мазарини с тонкой улыбкой, – помешать им быть неблагодарными в отношении меня.
– Закон христианского милосердия, – сказал д’Артаньян, – предписывает нам не вводить ближнего в соблазн.
– Вот именно потому я и хочу уехать раньше их, – добавил Мазарини.
Д’Артаньян улыбнулся: он слишком хорошо знал итальянское лукавство.
Мазарини заметил его улыбку и воспользовался моментом:
– Итак, вы начнете с того, что поможете мне выбраться из Парижа, не так ли, дорогой д’Артаньян?
– Трудная задача, монсеньор! – сказал д’Артаньян, принимая свой прежний серьезный вид.
– Но, – сказал Мазарини, внимательно следя за каждым движением лица д’Артаньяна, – вы не делали таких оговорок, когда дело шло о короле и королеве.
– Король и королева – мои повелители, монсеньор, – ответил мушкетер. – Моя жизнь принадлежит им. Если они ее требуют, мне нечего возразить.
«Это правда, – пробормотал Мазарини. – Твоя жизнь мне не принадлежит, и мне следует купить ее у тебя, не так ли?»
И с глубоким вздохом он начал поворачивать перстень алмазом наружу.
Д’Артаньян улыбнулся.
Эти два человека сходились в одном – в лукавстве. Если бы они так же сходились в мужестве, один под руководством другого совершил бы великие дела.
– Вы, конечно, понимаете, – сказал Мазарини, – что если я требую от вас этой услуги, то собираюсь и отблагодарить за нее.
– Только собираетесь, ваше преосвященство? – спросил д’Артаньян.
– Смотрите, любезный д’Артаньян, – сказал Мазарини, снимая перстень с пальца, – вот алмаз, который был когда-то вашим. Справедливость требует, чтобы я его вам вернул: возьмите его, умоляю.
Д’Артаньян не заставил Мазарини повторять; он взял перстень, посмотрел, прежний ли в нем камень, и, убедившись в чистоте его воды, надел его себе на палец с несказанным удовольствием.
– Я очень дорожил им, – сказал Мазарини, провожая камень взглядом, – но все равно, я отдаю его вам с большой радостью.
– А я, монсеньор, принимаю его с не меньшей радостью. Теперь поговорим о ваших делах. Вы хотите уехать раньше всех?
– Да, хотел бы.
– В котором часу?
– В десять.
– А королева, когда она поедет?
– В полночь.
– Тогда это возможно: сначала я вывезу вас, а затем, когда вы будете вне города, вернусь за королевой.
– Превосходно. Но как же мне выбраться из Парижа?
– Предоставьте это мне.
– Даю вам полную власть, возьмите конвой, какой найдете нужным.
Д’Артаньян покачал головой.
– Мне кажется, это самое надежное средство, – сказал Мазарини.
– Для вас, монсеньор, но не для королевы.
Мазарини прикусил губы.
– Тогда как же мы поступим? – спросил он.
– Предоставьте это мне, монсеньор.
– Гм! – сказал Мазарини.
– Предоставьте мне все решать и устраивать…
– Однако же…
– Или ищите себе другого, – прибавил д’Артаньян, поворачиваясь к нему спиной.
«Эге, – сказал Мазарини про себя, – он, кажется, собирается улизнуть с перстнем».
И он позвал его назад.
– Д’Артаньян, дорогой мой д’Артаньян! – сказал он ласковым голосом.
– Что прикажете, монсеньор?
– Вы отвечаете мне за успех?
– Я не отвечаю ни за что; я сделаю все, что смогу.
– Все, что сможете?
– Да.
– Ну хорошо, я вам вверяюсь.
«Великое счастье!» – подумал д’Артаньян.
– Итак, в половине десятого вы будете здесь?
– Я застану ваше преосвященство готовым?
– Разумеется, я буду готов.
– Итак, решено. Теперь не угодно ли вам, монсеньор, чтобы я повидался с королевой?
– Зачем?
– Я желал бы получить приказание из собственных уст ее величества.
– Она поручила мне передать его вам.
– Но она могла забыть что-нибудь.
– Вы непременно хотите ее видеть?
– Это необходимо, монсеньор.
Мазарини колебался с минуту. Д’Артаньян стоял на своем.
– Ну хорошо, – сказал Мазарини, – я проведу вас к ней, но ни слова о нашем разговоре.
– Все останется между нами, монсеньор, – сказал д’Артаньян.
– Вы клянетесь молчать?
– Я никогда не клянусь. Я говорю «да» или «нет» и держу свое слово как дворянин.
– Я вижу, мне придется слепо на вас положиться.
– Это будет самое лучшее, поверьте мне, монсеньор.