– Ваше величество, – ответил д’Артаньян, – народ хочет видеть короля. Нужно показать его этим людям.
– Как показать? Где же? С балкона?
– Нет, ваше величество, здесь, в постели, спящего.
– О ваше величество, господин д’Артаньян вполне прав! – воскликнул Ла Порт.
Королева подумала и улыбнулась, как женщина, которой знакомо притворство.
– В самом деле, – прошептала она.
– Ла Порт, – сказал д’Артаньян, – возвестите народу через дворцовую решетку, что желание его будет исполнено и что через пять минут они не только увидят короля, но увидят его в постели; прибавьте, что король спит и что королева просит прекратить шум, чтобы не разбудить его.
– Но не всех же впускать сюда? Депутацию из трех-четырех человек, не правда ли?
– Всех, ваше величество.
– Но они задержат нас до рассвета, подумайте об этом!
– Не более четверти часа. Я отвечаю за все, ваше величество. Поверьте мне, я знаю народ: это взрослый ребенок, которого надо только приласкать. Перед спящим королем он будет нем, тих и кроток, как ягненок.
– Ступайте, Ла Порт, – сказала королева.
Юный король подошел к матери.
– Зачем исполнять то, чего требуют эти люди? – сказал он.
– Так надо, дитя мое, – сказала Анна Австрийская.
– Но ведь если мне говорят «так надо» – значит, я больше не король?
Королева онемела.
– Ваше величество, – обратился к нему д’Артаньян, – разрешите задать вам один вопрос.
Людовик XIV обернулся, удивленный, что с ним осмелились заговорить. Королева сжала руку мальчика.
– Говорите, – сказал он.
– Случалось ли вашему величеству, когда вы играли в парке Фонтенбло или во дворе Версальского дворца, увидеть вдруг, что небо покрылось тучами и услышать раскаты грома?
– Да, конечно.
– Так вот, эти раскаты грома, как бы ни хотелось еще поиграть вашему величеству, говорили: «Ваше величество, надо идти домой».
– Конечно, так. Но ведь мне говорили, что гром – это голос божий.
– Прислушайтесь же, ваше величество, к шуму народа, и вы поймете, что он очень похож на гром.
Действительно, в эту минуту ночной ветер донес к ним страшный шум.
Вдруг все смолкло.
– Вот, государь, – продолжал д’Артаньян, – сейчас народу сказали, будто вы спите. Вы видите теперь, что вы еще король.
Королева с удивлением смотрела на этого странного человека, который по своему поразительному мужеству был равен храбрейшим воинам, а своей хитростью и умом превосходил всех дипломатов.
Вошел Ла Порт.
– Ну что, Ла Порт? – спросила королева.
– Ваше величество, – ответил он, – предсказание господина д’Артаньяна исполнилось: они успокоились, как по волшебству. Сейчас им отворят ворота, и через пять минут они будут здесь.
– Ла Порт, – сказала королева, – что, если бы вы уложили в постель одного из ваших сыновей вместо короля? Мы могли бы тем временем уехать.
– Если ваше величество приказывает, мои сыновья, как и я, готовы служить королеве.
– Нет, – сказал д’Артаньян, – не делайте этого, потому что среди них могут оказаться люди, знающие его величество в лицо. Если заметят подлог, все пропало.
– Вы опять правы, вполне правы, – сказала Анна Австрийская. – Ла Порт, уложите короля.
Ла Порт уложил короля, не раздевая, в постель и закрыл по плечи одеялом.
Королева наклонилась над ним и поцеловала его в лоб.
– Притворитесь спящим, Луи, – сказала она.
– Хорошо, – ответил король, – но я не хочу, чтобы хоть один из них дотронулся до меня.
– Ваше величество, я стою здесь, – сказал д’Артаньян, – и ручаюсь вам, что если кто-нибудь осмелится на такую дерзость, он поплатится за нее жизнью.
– Теперь что делать? – спросила королева. – Я слышу, они идут.
– Ла Порт, выйдите к ним и повторите еще раз, чтобы они не шумели. Ваше величество, ожидайте здесь, у двери. Я стану у изголовья короля и, если надо будет, умру за него.
Ла Порт вышел; королева стала у портьеры, а д’Артаньян спрятался за полог кровати.
Послышалась глухая, осторожная поступь множества людей; королева сама приподняла портьеру, приложив палец к губам.
Увидев королеву, люди почтительно остановились.
– Входите, господа, входите! – сказала королева.
Толпа колебалась, словно устыдясь. Они ожидали сопротивления, готовились ломать решетку и разогнать часовых; между тем ворота сами отворились перед ними, и короля – по крайней мере на первый взгляд – охраняла только мать.