34 
– Да, если вам угодно, и даже с большим удовольствием, – сказал д’Артаньян. – Признаюсь, за дорогу я чертовски проголодался.
– Ах, бедный друг! – сказал Арамис. – У меня сегодня скудновато, не взыщите, мы вас не ждали.
– Неужели мне угрожает кревкерская яичница с «теобромом»? Так ведь, кажется, вы прежде называли шпинат?
– О, нужно надеяться, – ответил Арамис, – что с помощью божьей и Базена мы найдем что-нибудь получше в кладовых у достойных отцов иезуитов. Базен, друг мой! – позвал он. – Базен, подите сюда!
Дверь отворилась, и явился Базен; но, увидев д’Артаньяна, он издал восклицание, похожее скорее на вопль отчаяния.
– Мой милый Базен, – сказал д’Артаньян, – мне очень приятно видеть, с какой восхитительной уверенностью вы лжете даже в церкви.
– Сударь, я узнал от достойных отцов иезуитов, – возразил Базен, – что ложь дозволительна, когда лгут с добрым намерением.
– Хорошо, хорошо, Базен. Д’Артаньян умирает с голоду, и я тоже; подайте нам ужин, да получше, а главное, принесите хорошего вина.
Базен поклонился в знак покорности, тяжело вздохнул и вышел.
– Теперь мы одни, милый Арамис, – сказал д’Артаньян, переводя глаза с меблировки на хозяина и рассматривая его одежду, чтобы довершить обзор. – Скажите мне, откуда свалились вы вдруг на лошадь Планше?
– Ох, черт побери, – сказал Арамис, – сами понимаете – с неба!
– С неба! – повторил д’Артаньян, покачивая головой. – Непохоже, чтобы вы оттуда явились или чтобы вы туда попали когда-нибудь.
– Мой милый, – сказал Арамис с самодовольством, какого д’Артаньян никогда не видывал в нем в те времена, когда он был мушкетером, – если я явился и не с неба, то уж наверное из рая, а это почти одно и то же.
– Наконец-то мудрецы решат этот вопрос! – воскликнул д’Артаньян. – До сих пор они никак не могли столковаться относительно точного местонахождения рая: одни помещали его на горе Арарат, другие – между Тигром и Евфратом; оказывается, его искали слишком далеко, а он у нас под боком: рай – в Нуази-ле-Сек, в замке парижского архиепископа. Оттуда выходят не в дверь, а в окно; спускаются не по мраморным ступеням лестницы, а цепляясь за липовые ветки, и стерегущий его ангел с огненным мечом, мне кажется, изменил свое небесное имя Гавриила на более земное имя принца де Марсильяка.
Арамис расхохотался.
– Вы по-прежнему веселый собеседник, мой милый, – сказал он, – и ваше гасконское остроумие вам не изменило. Да, в том, что вы говорите, есть доля правды; но не подумайте только, что я влюблен в госпожу де Лонгвиль.
– Еще бы! После того как вы были так долго возлюбленным госпожи де Шеврез, не отдадите же вы свое сердце ее смертельному врагу.
– Да, правда, – спокойно ответил Арамис, – когда-то я очень любил эту милую герцогиню, и, надо отдать ей справедливость, она была нам очень полезна. Но что делать! Ей пришлось покинуть Францию. Беспощадный был враг этот проклятый кардинал, – продолжал Арамис, бросив взгляд на портрет покойного министра. – Он приказал арестовать ее и препроводить в замок Лош. Ей-богу, он отрубил бы ей голову, как Шале, Монморанси и Сен-Марсу; но она спаслась, переодевшись мужчиной, вместе со своей горничной, бедняжкой Кэтти; у нее было даже, я слыхал, забавное приключение в одной деревне с каким-то священником, у которого она просила ночлега и который, располагая всего лишь одной комнатой и приняв госпожу де Шеврез за мужчину, предложил разделить эту комнату с ней. Она ведь изумительно ловко носила мужское платье, эта милейшая Мари. Я не знаю другой женщины, которой бы оно так шло; потому-то на нее и написали куплеты:
- Лабуассьер, скажи, на ком…
Вы их знаете?
– Нет, не знаю; спойте, мой дорогой.
И Арамис запел с самым игривым видом:
- Лабуассьер, скажи, на ком
- Мужской наряд так впору?
- Вы гарцуете верхом
- Лучше нас, без спору.
- Она,
- Как юный новобранец
- Среди рубак и пьяниц,
- Мила, стройна.
– Браво! – сказал д’Артаньян. – Вы все еще чудесно поете, милый Арамис, и я вижу, что обедня не испортила вам голос.
– Дорогой мой, – сказал Арамис, – знаете, когда я был мушкетером, я всеми силами старался нести как можно меньше караулов; теперь, став аббатом, я стараюсь служить как можно меньше обеден. Но вернемтесь к бедной герцогине.
– К которой? К герцогине де Шеврез или к герцогине де Лонгвиль?
– Друг мой, я уже сказал, что между мной и герцогиней де Лонгвиль нет ничего: одни шутки, не больше. Я говорю о герцогине де Шеврез. Вы виделись с ней по возвращении ее из Брюсселя после смерти короля?
34 
