33 
— В сырую и промозглую погоду нет ничего лучше обжигающего кофе. С добавлением коньяка было бы еще приятнее, но эти шалости ждут меня после работы, а пока… Как живешь, Джек?
— Недурно. Жаловаться не приходится.
— С лица выглядишь так, что завидки берут. И не подумаешь, что был комиссован.
— Стараюсь следить за здоровьем.
Йоаким усмехнулся в густые, чуть тронутые сединой и кофейной пеной усы:
— Хорошее дело. Мне врачи тоже все советуют умерить пыл.
— Признаться, удивлен, увидев тебя здесь. Это же не твой участок, или я ошибаюсь?
— Не мой, — согласился герр старший инспектор. — Но местные специалисты спасовали и передали дело нам.
— Что-то серьезное?
И послужившее ответом на мой вопрос молчание, и мысли Берга были отчетливо осторожны. Но если первое свидетельствовало всего лишь о том, что посвятить меня в детали следствия хочется, но колется, то вторые слегка трусовато жались по углам сознания моего бывшего наставника и сослуживца.
Давно знакомое, но никак не желающее перейти в разряд забытых ощущение: страх, заставляющий людей при встрече со сьюпом замирать не только снаружи, но и внутри. Кристаллики инея, покрывающие дебри мыслей. Для самого затаившегося они неощутимы и незаметны, а мне мгновенно становится холодно и неуютно, потому что… В моей жизни молчание вовсе не означает согласия. Для меня молчание — признак недоверия, оказываемого мне, не как чужому человеку, а как невидимому врагу, собирающемуся вторгнуться на суверенную территорию.
Можно сколько угодно уверять собеседника, что его мысли мне неинтересны, что я не собираюсь его читать, а если случайно и ухвачу пару каких-то обрывков, то тут же постараюсь забыть их содержание. Можно клясться всеми святыми и демонами, что чужие мысли доставляют мне гораздо больше неприятностей, чем их хозяевам. Можно доставать удостоверение сьюпа, тыкать его сомневающемуся в нос и напоминать, что мне строжайше запрещено давать ход сведениям, полученным из сознания людей. Можно…
Многое можно делать, но еще большее делать нельзя.
Первый раз столкнувшись с попыткой отгородиться, я удивился. Потом обижался, негодовал, ругался, переживал, оскорблялся… Всего хватало. Но в конце концов вынужден был смириться со своей судьбой. Единственное, что помогало мне не потерять собственное здравое сознание, это детская вера в чудо. Вера в то, что когда-нибудь я встречу человека, который не будет бояться открыться передо мной, не будет бояться распахнуть свои мысли настежь. И он вовсе не будет ангелом, в этом я уверен на двести процентов! Потому что чистота помыслов и откровенность — совсем разные вещи.
«В конце концов, я ничего не потеряю. А может, что-то и приобрету…»
Вот так-то. Корысть всегда перевешивает. Но в данном случае стремление к выгоде обоюдно, и нет причин лицемерно осуждать инспектора Берга за разглашение служебных тайн.
— Дело слишком подозрительное, Джек.
— Основания?
Йоаким отправил в рот последние капли кофе и с видимым сожалением поставил чашку на блюдце.
— Что тебе известно о покойной?
— Мне должно быть что-то известно? — Пробую удивиться, но видимо, леди Оливия в очередной раз оказалась права, потому что инспектор укоризненно дергает подбородком.
Есть на свете люди, ненавидящие игру в кошки-мышки, я сам принадлежу к их числу, но на мое счастье, и мой старый знакомый не терпит долгие допросные прелюдии, особенно, если у него на руках имеются весомые улики.
Вместо того чтобы по примеру младшего инспектора принять загадочный вид и начать задавать так называемые «наводящие вопросы», Берг вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенную пополам прозрачную папку с листом бумаги, хорошо знакомым мне хотя бы потому, что я сам заказывал в типографии мелкооптовую партию бланков договоров для салона.
Папка легла на стол передо мной.
— Не видишь ничего странного?
Мог бы и не спрашивать. Конечно, вижу, и увиденное удивляет меня не меньше, чем моего собеседника.
Бесцеремонный мазок ядовито-голубого маркера проходит по одной из строчек договора, выделяя слова: «…до окончания календарного срока жизни…»
— Что это может означать, по-твоему?
Забавно, но мне хочется задать тот же вопрос, только некому.
— С ходу не отвечу.
— А если не торопиться? Если подумать?
В некоторых делах, что думай, что не думай, результат один.
33 
