— Тогда вам придется спать в другой постели. — Блеск в глазах Мэг свидетельствовал о том, что она понимала, как далеко зашла их игра.
— Тогда мы не сможем дарить друг другу тепло, — парировал граф, вставая. — Остается лишь надеяться, что у вас крепкие голени.
Сердито — но и весело — взглянув на графа, Мэг так сильно толкнула его обратно в кресло, что оно чуть не перевернулось.
— А как ваш камердинер стаскивает с вас сапоги?
— Он их не стаскивает. Для этих нужд у меня есть специальный мальчик.
— И это вся его работа?
— Я меняю обувь три-четыре раза на день, — смиренно ответил он. — И еще он ее чистит.
Закатив глаза, Мэг спросила:
— Хорошо, а как он их с вас стягивает?
— Он поворачивается ко мне спиной и садится верхом мне на ногу — так образуется наиболее эффективный угол тяги.
Мэг подозрительно взглянула на него, но все же перекинула ногу через его голень. Подняв его ногу, она крепко ухватилась за каблук сапога. Ее юбки немного приподнялись, обнажив стройные щиколотки и крепкие икры. На правом чулке над туфлей виднелась аккуратная штопка. «Оказывается, штопка может быть удивительно эротичной», — подумал граф.
Ягодицы Мэг оказались прямо перед его лицом, поскольку она стояла, чуть наклонившись вперед. Улыбаясь, граф поднял свободную ногу и прижал ее к ним.
Мэг выронила его ногу и, выпрямившись, обернулась, гневно сверкая очами.
— Я просто помогаю вам, — защищаясь, объяснил граф. — Я всегда так делаю с Крэбом.
— Предупреждаю вас, Саксонхерст… — Мэг разве что не воткнула в его грудь указательный палец, подобно строгой гувернантке, — когда мы вернемся домой, я спрошу у вашего мальчика, и если его рассказ не совпадет с вашим, последствия будут для вас плачевными.
— Моя дорогая графиня, вы заставляете меня сожалеть о том, что я говорю вам чистую правду.
— О, вы невозможны!
— Невозможен в том смысле, что мне невозможно противиться?
— Нет. — Она снова повернулась спиной, схватила его за щиколотку и начала стягивать сапог. Когда он опять уперся другой ногой ей пониже спины, ее лишь передернуло.
Будет ли она искренне сопротивляться? Черт возьми, он надеялся, что нет. Его плоть уже начинала восставать — ее попка, вертевшаяся у него перед глазами, служила превосходным стимулом для этого. Казалось, что ощущение, которое он испытывал, когда она вынужденно терлась о его левую ногу, передавалось непосредственно в пах, словно быстро распространяющееся пламя.
Тяжело отдуваясь, Мэг стащила-таки с него сапог, швырнула его на пол и, сдув упавшую на ее раскрасневшееся лицо прядь волос, принялась за другой.
— Похоже, вы замечательно согрелись, — заметил граф, ставя ей на ягодицы освободившуюся от сапога ногу.
— Вот-вот, если вам холодно, стоит поработать физически.
— Но, моя дорогая, именно это я и собираюсь сделать.
Мэг с яростью накинулась на его второй сапог. Сакс так и видел, как она возмущенно закатывает при этом глаза.
Он же чуть не урчал от удовольствия, ощущая сквозь свой шерстяной носок и несколько слоев ее юбок нежную мягкость ее попки.
Мэг изогнулась, однако в этом не было ничего общего с желанием оттолкнуть его. Когда она еще сильнее потянула его за сапог, для чего наклонилась чуть ниже, он просунул ступню между ее ног.
Мэг замерла.
— Продолжайте, — мягко сказал граф. Это было, конечно, рискованно по отношению к девственнице, но он предполагал, что его графиня — необычная девственница.
И, словно доказывая его правоту, Мэг с новой силой потянула его сапог, не обращая внимания на то, что с каждым рывком его босая нога все глубже проникает ей между ног. Впрочем, когда сапог наконец был снят, она сделала попытку отойти, но была схвачена за талию и усажена им на колени.
— Пора ложиться, — едва дыша, произнесла Мэг. Щеки ее алели — он был уверен, что не только от усилий.
— О, давно пора, — прошептал он ей прямо в ухо, — но теперь вы все еще в туфлях. Подержите-ка одеяло.
Когда Мэг вцепилась в одеяло, которое закрывало теперь их обоих, он поднял ее левую ногу таким образом, что ее юбки откинулись назад, открыв всю обтянутую белым чулком ножку, вплоть до пикантной черно-красной подвязки. Он сомневался, что она позволит ему рассмотреть ее — этот маленький символ ее тайной порочности. Но Мэг оставалась покорной в его руках.
Дразнить ее, стараться узнать, как много она ему позволит и когда возмутится, было для него самой увлекательной любовной игрой. Он обожал свою непредсказуемую и решительную жену.