78 
— Угрожать?
Чтобы сестра прониклась всей серьезностью ее предупреждения, Мэг пришлось сказать ей правду.
— Лора, все дело в Шиле.
Девушка в ужасе прикрыла рот ладонью.
— Но как?
— Я не сумела вынести ее из дома, поскольку всюду были слуги и Саксонхерст не отходил от меня ни на шаг. Поэтому я решила, что незаметно вернусь туда позднее. И вот вчера на рассвете…
— О Боже! Так вот почему ты была такой усталой? А вовсе не…
— Нет. Пока. Еще нет. Но это не важно. — Мэг перестала тараторить и заговорила медленно и отчетливо:
— В театре сэр Артур сказал нечто, из чего можно сделать вывод, что он решил использовать Шилу, чтобы чего-то от меня добиться. Я не знаю, чего он хочет. Но хочу быть уверенной, что он не заставит тебя хитростью встретиться с ним или куда-нибудь с ним пойти. Обещай мне это!
Лора пристально смотрела на сестру с удивительно взрослым пониманием.
— То, чем он может угрожать, так серьезно?
— Не знаю. Он мог догадаться… — Мэг понимала, что придется сказать все. — Он мог догадаться о том, что я сделала. Ну, чтобы выйти замуж.
Лора открыла рот от изумления:
— Но ты ведь ничего не сделала!
— У меня не было выхода. Пришлось. Но граф никогда не должен узнать, как состоялась эта свадьба, Лора. Никогда. Он придет в ярость…
* * *
Сакс тихо прикрыл дверь.
Он не собирался подслушивать. Он шел уже к себе в комнату, но вдруг решил, что нельзя позволить жене снова так разволноваться, поэтому, пройдя через ее спальню, приоткрыл дверь будуара, намереваясь отослать Лору и продолжить соблазнение жены — теперь он знал, что ее сопротивление несерьезно.
Ему в голову не пришло постучать, и он нисколько не таился. Однако дом его был чертовски хорошо обустроен и поддерживался в прекрасном состоянии — в нем не скрипела ни одна половица, ни одна дверная петля.
Граф задержался на мгновение, уставившись почти невидящим взглядом на ложе, которое должно было этой ночью стать «портом его приписки». Должно было! Это были не просто слова. Таково было его истинное желание.
Постояв немного, граф собирался уже идти дальше, как вдруг уловил обрывок разговора: «…что я сделала. Ну, чтобы выйти замуж… Но граф никогда не должен узнать, как состоялась эта свадьба… Он придет в ярость…»
Физически желание все еще бушевало в нем, от чего он, надо признать, чувствовал себя не в своей тарелке, но пробудившееся сознание охладило его пыл. Да нет же, этого не может быть! Граф вынужден был налить себе в бокал бренди из хрустального графина, и обжигающий напиток немного прочистил его мозги.
В словах жены не может быть ничего дурного — просто она отчаянно нуждалась в этом замужестве из-за угрозы надвигающейся нищеты. Это для него не новость. Но что она сделала такого, что могло бы привести его в ярость?
Он снова вспомнил о сэре Артуре. Вероятно, дело в нем. Наверное, она принесла себя ему в жертву ради куска хлеба и крыши над головой. Ее самое это могло привести в ярость, но не его. Впрочем, было что-то еще. По ее словам, она совершила неблаговидный поступок, стремясь устроить их брак, и теперь боялась его, Саксонхерста, гнева. Его каким-то образом обманули…
Этому должно быть логическое объяснение. Не то, которое, подобно своре рычащих зверей, глодало его душу, другое. Долги? Как бы она могла наделать таких долгов, которые могли его разгневать? Но даже если наделала, неужели она думает, что сможет расплатиться, ни слова ему не сказав? Нет, должно быть что-то другое, что ему ненавистно, поэтому она и старается изо всех сил скрывать это. Что-то другое…
Дикие твари, рычащие внутри, вдруг вырвались на свободу. Драконша! Граф едва удержался, чтобы не грохнуть бокал об пол. Подавляя бешенство, он осторожно поставил его на стол и забегал из угла в угол. Нет. Нет!
Но что, если герцогиня оказалась еще более коварной, чем он мог себе представить? Не могла ли все это устроить она, воспользовавшись Сьюзи и Минервой как орудиями в своем заговоре? И не была ли Дафна всего лишь отвлекающим маневром? Не смеялась ли герцогиня над ним во время той сцены в вестибюле? Нет. Нет!
Но если так, то от этого он действительно пришел бы в ярость. Он возненавидел бы жену, он испытал бы отвращение ко всему, что вошло в его жизнь вместе с ней.
Граф обхватил руками голову, в которой, казалось, бесновались, рыча и злобствуя, какие-то чудовища. «А как Минерва реагировала на ту сцену в вестибюле? Вспоминай! Вспоминай!»
78 
