очень нудно 
102 
– Добрый день, Виктор Павлович, – осипшим от усталости голосом произнес Потапчук, протягивая для приветствия руку.
Кленов крутанулся на вертящемся кресле, на мгновение привстал, и; пожал холодную цепкую руку генерала.
– Присаживайтесь, Федор Филиппович. Хотите кофе?
– Я уже напился его сверх меры, – ответил Потапчук и усевшись, принялся массировать виски кончиками пальцев. Затем крепко сцепил пальцы на коленях и захрустел суставами.
От этого хруста Кленову вдруг стало не по себе.
– Что-то случилось? – спросил он у генерала.
Тот вместо ответа лишь кивнул.
– И что на этот раз?
– Несчастье, – ровным голосом произнес генерал Потапчук, – умер академик Лебедев.
Кленова как током ударило. Это было словно продолжением его размышлений и продолжением логичным. Страшное известие укладывалось в цепочку сомнений, являясь их закономерным завершением.
– Ему было восемьдесят четыре… – после долгого молчания медленно произнес Кленов. – Восемьдесят четыре… Он был на тридцать лет старше меня.
– Немалую жизнь прожил академик…
– Да, немалую, – подтвердил Кленов. – Несколько дней тому назад я звонил Ивану Николаевичу, но он отдыхал, и мы не смогли побеседовать. Почему-то так бывает всегда, и именно перед тем, как человек уходит навсегда. Хочешь сказать ему что-то важное, что-то нужное, но не находится времени, обстоятельства складываются так, что встретиться не можешь. То он занят, то мне не вырваться… Вот оно и случилось – Лебедева больше нет, а значит, не с кем посоветоваться.
– Что вы говорите, Виктор Павлович?
– Я говорю, что мне теперь не с кем посоветоваться.
– Насчет чего?
– Насчет жизни и смерти.
– Вечный вопрос.
– Не успел… Я хочу позвонить, – быстро, горячо заговорил Кленов, – хочу позвонить Надежде Алексеевне, Вере Ивановне. Они ведь мне как родные…
Прямого телефона в кабинете не было, все звонки вовне, согласно инструкции, делались через коммутатор. Генерал Потапчук достал из бокового кармана пиджака белый лист бумаги и подал его Кленову.
– Я хочу, чтобы вы, Виктор Павлович, определились, когда и где вы будете присутствовать.
– Вы даже не пытаетесь меня отговорить?
– Я знаю, что это невозможно.
– Правильно, генерал.
– Вот телефон, – предложил генерал Потапчук, подавая доктору мобильный аппарат.
– Спасибо, – устало сказал Кленов.
Но звонить Виктор Павлович не спешил. Он как завороженный смотрел на лист бумаги, где было очень мало текста. В одной колонке поставлено время, в другой – место.
– Я должен подумать, – сказал Кленов, даже не взглянув на Потапчука.
Тот хоть и спешил, но не торопил ученого, понимая, что такое смерть близкого человека, тем более, смерть учителя. И хоть он никогда не разговаривал с Кленовым о покойном академике, однако прекрасно знал, сколь многое их связывало.
Кленов задумчиво набрал несколько цифр, затем остановился.
– Это ужасно, – сказал он, обращаясь к Потапчуку. – У меня такое чувство, что ответить мне должен сам Лебедев. Словно его голос еще блуждает где-то по линиям. Еще вчера я мог позвонить, услышать его, а теперь даже не знаю, что и сказать. Выразить соболезнование? Но это совсем не то, что сейчас нужно.
И вдруг Кленов словно принял решение; глаза его заблестели, и он быстро набрал номер.
Трубку сняла Вера. Дочь академика Кленов знал еще школьницей, а она когда-то была влюблена в худого, серьезного аспиранта с фанатичным огоньком в глазах, часто бывавшего у отца. Но Виктор Кленов был слишком поглощен наукой, кроме того, боялся прослыть карьеристом, охотником за выгодной женитьбой на дочери научного руководителя. Как бы то ни было, добрыми друзьями они оставались уже почти четверть века…
– Здравствуйте, Верочка, это я. Уже знаю. Держитесь.
– Спасибо, что позвонил, Витя.
– Мне сказали только что…
– Папа много говорил о тебе перед смертью, вспоминал. В последнем интервью он назвал тебя своим лучшим и единственным учеником, – Вера всхлипнула.
– Думаю, что пока я этого не заслужил. Я расцениваю это как аванс, не больше.
– Напрасно ты так! Приезжай, Витя, мы будем тебя ждать.
– Я приеду попрощаться с Иваном Николаевичем, приеду обязательно.
– Папа оставил специально для тебя коробку с рукописями, сказал никому другому в руки не отдавать.
Только тебе.
– Да, я приеду, возьму… Держитесь.
102 
