13 
На время его оставили в покое.
«Как там они? Дозвонился Гена или нет? Надо было попросить еще кого-нибудь.»
— Да вы спросите самих телохранителей — о чем я с ними начал говорить, — крикнул он, сорвавшись на жалкий фальцет. — Хотел предупредить заранее.
— Спросим, Логинов, не беспокойтесь. И не рвите себе голосовые связки.
Он уже приготовился к тому, чтобы следовать прямиком в камеру, но действительность оказалась вовсе не такой суровой — в четвертом часу его отпустили. Гена ждал на своем «фольксвагене».
— Я уже пачку прикончил. Держи последнюю.
— Дозвонился? — спросил Виктор, пытаясь удержать сигарету в дрожащих губах.
— Все в порядке. Сказал, что обсуждаем с дирекцией финансовые моменты.
* * *
«Экзамен на чин» Рублев сдал успешно — его взяли на работу. Правда, никто не объяснил, в чем она будет заключаться, какой ему положен оклад. Он сидел вместе с тремя молодыми парнями в одном из помещений офиса — попивал баночное пиво, смотрел вперемежку порнуху и костоломные боевики по видео.
Ни то, ни другое особого удовольствия не доставляло, но Комбат не спешил заявлять о своих особых правах и вкусах. Разговаривали в этой компании мало, короткими скупыми фразами. Новичка приняли спокойно: не навязывая бесцеремонное панибратство, не демонстрируя авторитет старожилов. Лицо и повадки Комбата достаточно ясно указывали на богатый опыт и закалку в настоящем — ревущем, испепеляющем пламени.
Рублеву объяснили, что здесь не бывает ни смен, ни выходных. Если не намечается никакой работенки, можно забуриться в соседней комнате с отличной звукоизоляцией и спать на диване сколько влезет. Если появились личные дела, начальство отпустит на пару часов, на сутки, даже на неделю в «мертвый сезон».
В принципе, Комбат ничего не имел против — он мог принять такой режим без особых проблем. Именно потому что до сих пор чувствовал себя чужим на «гражданке», в собственной квартире, так и не пустил корней за несколько своих «мирных» лет. Только два насущных вопроса требовали свободного времени. Две точки на карте столицы: Ваганьковское кладбище и ночной клуб «Калахари». Он знал, что оба визита сопряжены с риском, но отказаться от них не мог.
* * *
К заведенному сроку в девять дней с момента гибели Риты он в первый раз отпросился у новых хозяев. Решил подойти к могиле попозже, к закрытию кладбища, чтобы остаться незамеченным. По пути купил букет дорогих цветов, похожих на те, которые стояли в комнате у Риты. Когда он последний раз покупал цветы?
Садясь в вагон метро, Рублев задался вопросом — а не послал ли «хвоста» человек с родимым пятном? Но начальство занималось какой-то крупной сделкой, почти не появлялось в офисе. Вряд ли в такой ситуации кому-то придет в голову отслеживать перемещения по городу рядового сотрудника.
На всякий случай он сделал несколько лишних пересадок и в результате попал на Ваганьковское за сорок минут до закрытия. Он знал, что Риту похоронили здесь рядом с отцом. Еще одна привилегия для избранных — обычно покойников в Москве или кремировали, или тянули за городскую черту, к черту на кулички…
* * *
После тайфуна, который закрутил их в автомобиле на обочине, заставив любительницу тенниса позабыть о травмированной ноге, они с курсантом Рублевым продолжали видеться.
Оба сознавали разделяющую их пропасть. С одной стороны изысканно-красивая, модно одетая девушка, привыкшая отдыхать на Золотых песках и побережье Адриатики, пользоваться дорогой косметикой, курить «фирменные» сигареты. Образованная, отлично владеющая английским.
С другой, простой курсант — кусок гранита с острыми краями и непререкаемой верой в себя.
Они жили рядом и в то же время на разных планетах, и это придавало их связи особый привкус. Она видела в нем мужчину из своих смутных снов: мускулистого, с мощной шеей и твердыми пальцами, который молча опрокидывал ее на спину, стискивал до хруста костей. А ему, чей опыт до сих пор ограничивался потаскушками, одинаковыми как две капли воды, Рита казалась загадочным существом.
Она одновременно принадлежала и высшему, и низшему миру. Знала и понимала тысячи недоступных ему вещей, бывала в тех местах, о которых он не имел и понятия. Ее глаза различали еще тысячи оттенков, кроме основных цветов радуги. Кроме запахов солярки, кирзовых сапог, дешевых сигарет без фильтра, она распознавала еще множество других — тонких, неуловимых.
13 
