Глава 16

Ближе к полудню небо затянуло тучами, мороз спал, и снова пошел снег на этот раз мелкий, кристаллический, моментально выбеливший газоны, обочины и дворы, не говоря уже о крышах.

Илларион спустился во двор, притворяясь, что не замечает жжения в глазах — ночь, проведенная на нарах, давала о себе знать, и Забродов в который уже раз с грустью подумал о том, что начинает стареть.

Заехав домой переодеться, он обнаружил, что Татьяна спит, свернувшись калачиком на диване и уронив на пол книгу, которую читала, коротая время. Это был неожиданный подарок судьбы: точно зная, что трудного разговора не избежать, Илларион не стремился ускорять события, до последнего сохраняя хрупкую иллюзию мира и спокойствия.

Двигаясь с бесшумной легкостью профессионального разведчика, он сменил мятый вечерний костюм на линялый камуфляж и утепленный армейский бушлат, затянул на лодыжках шнурки американских саперных ботинок и секунду постоял возле письменного стола, соображая, брать ли с собой револьвер. В конце концов он решил, что оружие ему не понадобится, написал Татьяне записку, в которой обещал вернуться к обеду, и бесшумно выскользнул из квартиры.

Оказавшись во дворе, он первым делом закурил, разгоняя клубившуюся в голове сонную муть. Припорошенный снегом «лендровер» стоял на своем обычном месте, уставившись обрубленным рылом в жерло узкой арки, за которой шумела Малая Грузинская. Илларион подошел к машине и зачем-то пнул носком ботинка передний скат.

Собрав на капоте горсть снега, он приложил его к пылающему виску и подумал, что начинает тянуть время. Он невесело усмехнулся: не было ничего удивительного в том, что он не торопился приступать к делу, которое не сулило ничего, кроме неприятностей.

Он уронил окурок под ноги и по привычке растер его подошвой, хотя пожара здесь, в царстве мокрого асфальта и отсыревшей штукатурки, можно было не опасаться. Все способы оттянуть время закончились, и Илларион взялся за ручку передней дверцы. Нужно было ехать, и только сам Забродов знал, как ему этого не хотелось.

Он забрался на водительское сиденье и включил зажигание, бросив полный надежды взгляд на указатель расхода топлива: а вдруг бензин на нуле, и нужно смотаться на заправку? Это был уже сущий детский сад, тем более, что вчера по дороге к Татьяне он залил полный бак и прекрасно об этом помнил. Бак действительно был почти полон, бензин не испарился, не вытек и не был украден неизвестными злоумышленниками.

— Надо ехать, старичок, — пожаловался Илларион «лендроверу». — Давно пора ехать, но если бы ты знал, как не хочется!

Он повернул ключ, запуская стартер Двигатель с ревом ожил и заработал, как всегда, ровно и мощно.

— Эх, ты, — сказал Илларион машине и выжал сцепление.

Включить передачу он не успел. В кирпичной трубе арки вдруг возник, свернув с улицы во двор, старенький, латаный-перелатаный «жигуленок» первой модели. Илларион негромко выругался и выключил зажигание, потому что за рулем «жигулей» сидел Игорь Тарасов.

Старая «копейка» лихо развернулась посреди двора и замерла рядом с «лендровером», коротко прошуршав шинами по мокрому асфальту. Илларион вышел из машины, нащупывая в кармане сигареты. Мимоходом он подумал, что в последние дни стал много курить. На то имелись свои причины. Илларион усмехнулся: любой глупости можно найти оправдание, и даже сумасшедший, готовящийся выстрелить себе в рот из армейского пистолета, считает, что у него есть веские причины для того, чтобы поступить именно так, а не иначе.

Дверца «жигулей» неприятно лязгнула, захлопнувшись, и Игорь Тарасов предстал перед Илларионом во весь рост: невысокий, ладный, в новой куртке и новых ботинках с квадратными носами, с тяжелой золотой печаткой на среднем пальце правой руки и розоватыми от недосыпания глазами. В том, что Тарасов не выспался, скорее всего, была виновата длинношеяя редакционная девица, но теперь Илларион сомневался даже в этом.

  106