Последние отзывы

  92  

Тот, не ожидая подвоха, скрепил договор рукопожатием. Но Грязнов и тут проявил своенравие, он так сильно сжал пальцы главного врача, что у Марата Хазарова потемнело в глазах.

– Я буду ждать здесь, – Грязнов ослабил хватку и выпроводил доктора за дверь.

Встал возле Рублева, нащупал пульс. Сердце уже билось ровно, и он понял, что при желании можно привести Рублева в чувство.

«Но зачем? Пусть оклемается сам, так интереснее.»

Грязнов хотел растянуть удовольствие. Он знал наверняка, что после страшных ударов, которые получил Комбат, тот легко придет в норму. Своего бывшего командира он знал отлично, тот выбирался и не из таких передряг.

"Но я тебе приготовил ловушку покруче, – подумал Грязнов, – ту, из которой мало кому удавалось выбраться.

Тут не помогут ни сила, ни тренировка, ни умение стрелять, прыгать с парашютом, тут подключены совсем другие механизмы, о которых ты и не подозреваешь."

Борис Рублев вздрогнул и открыл глаза. И на этот раз пробуждение было не менее болезненным, чем в прошлый.

К прежней боли в голове добавилась боль в области груди, Комбату даже показалось, что поломано несколько ребер.

Молнией пронеслись в голове последние события: безумные лица сумасшедших, удары, которые сыпались на него слева и справа, а затем короткий удар в затылок.

«Куда все это исчезло или оно привиделось?» – подумал Комбат.

Он видел над собой только плоскость потолка. Попытался пошевелить рукой, но та даже не сдвинулась с места. Он смог лишь повернуть голову, и увидел сидящего на спинке кровати, как петух на насесте, Грязнова. Он далеко не сразу узнал его, такой неожиданной была встреча, да и Грязнов сильно изменился за последние годы. Если бы на Валерии был камуфляж, тельняшка, а не дорогое пальто и начищенные до зеркального блеска ботинки, Рублев признал бы его мгновенно.

– С возвращением, Комбат, – спокойно проговорил Грязнов, доставая сигарету и прикуривая. Глубоко затянувшись, он выпустил дым через узкий разрез неплотно сжатых губ. Голубоватая струйка потянулась к вентиляционной решетке.

И это короткое слово «Комбат» все расставило на свои места: так Рублева мог называть лишь человек, прошедший с ним войну.

– Грязнов? – проговорил Комбат, и тут же кровь тонкой струйкой потекла из его разбитых губ.

– Да-да, – подтвердил Валерий, сбивая пепел в целлофановый пакетик, снятый с сигаретной пачки. – Наверное, ты не ждал такой встречи?

Рублев никак не мог понять, где находится. Из всех звуков, доносящихся снаружи, различимым оставался лишь шум вентиляционной установки. Тут было тепло, но все равно не покидало ощущение сырости, присущей подземным помещениям.

– Значит, не забыл. Это хорошо, – радостно проговорил Грязнов, загасив окурок о подошву ботинка. – Значит, и ты помнишь, что расстались мы далеко не друзьями и у меня к тебе есть кое-какие счеты.

Грязнов говорил это спокойно, но в его голосе чувствовалась затаенная злоба, которой не позволяло пробиться на поверхность торжество победителя. Ему хотелось, чтобы Комбат начал умолять его отпустить, клялся бы, что в прошлом не мог поступить по-другому и если бы ему вновь позволили решать судьбу Грязнова, то поступил бы иначе.

Ему мало было заполучить в свои руки пленника, лишенного возможности сопротивляться, ему требовалось еще и унизить его.

Комбат чуть приподнял голову и увидел, что к столу его приковывают толстые ремни, которые не так-то легко будет порвать. Но попытаться стоило. Он изготовился и рванулся. Заскрипела кожа, металл, но от этого резкого движения ремни лишь сильнее впились в тело.

– Бесполезно, – покачал головой Грязнов, – но это ненадолго, скоро тебя отвяжут.

«Вот тогда и посмотрим, кто кого», – подумал Комбат, решив, что не стоит пока демонстрировать силу, лучше прикинуться изможденным и потерявшим волю к сопротивлению.

Дверь открылась, и в палату вошел странный субъект.

Белый мятый халат с коротковатыми рукавами, из-под которых торчали поросшие густыми бесцветными волосами руки с короткими узловатыми пальцами. Над воротником-стойкой возвышалась яйцеобразная, абсолютно лысая голова, из-за которой санитара и прозвали Хер Головой.

Длинные белесые ресницы окаймляли серые, лишенные всякого выражения глаза навыкате.

Хер Голова вошел и остановился. Ни о чем не спрашивал, в его душе никаких чувств не вызвал вид привязанного к столу сильного мужчины. И если бы Грязнов не обратился бы к нему, он мог бы простоять в пороге неподвижно и час, и два.

  92