очень нудно 
32 
— Способно, — на долю секунды опередив изобретателя, сказал Становой и, откинувшись на спинку кресла, с чрезвычайно довольным видом скрестил руки на груди. — Еще как способно! Я сам это видел. Да, кстати, Артур Вениаминович, я забыл спросить: а как насчет нежелательных последствий?
— Извиняюсь, — с запинкой проговорил изобретатель и пожал покатыми плечами. — Какие же могут быть нежелательные последствия? Нужен вам дождь — включаете установку, не нужен — не включаете…
— Ну а все-таки? — не отступал Становой. — Если, к примеру, кто-то по халатности, скажем, забудет выключить аппарат или, я не знаю, даст слишком большое напряжение… Не превратится ли наш дождик во всемирный потоп, ветерок — в ураган, а гроза — в конец света? Понимаю, что вас от такой постановки вопроса, мягко говоря, коробит, но вы уж простите нам с Дмитрием Алексеевичем наше невежество. Ведь это вы — ученый, изобретатель, светлая голова, а мы — технари, приземленные практики. Дмитрий Алексеевич, как он сам верно заметил, имеет дело в основном с финансовыми документами, а я, если разобраться, и вовсе простой пожарник. Видите, какая складывается ситуация: фактически, я намерен купить у вас… э… ну, скажем так, усовершенствованный огнетушитель. Дмитрий Алексеевич должен выделить на это необходимые финансовые средства, а вы, уж будьте так добры, не сочтите за труд растолковать нам, неграмотным, чего от этого вашего огнетушителя ждать. Ведь, насколько я понимаю, прибор не только не прошел сертификацию, но его пока как бы вообще не существует, не так ли?
Изобретатель развел руками. Вострецов заметил, что ладони у него поблескивают от пота.
— Ну если вы так ставите вопрос… Да нет, конечно, никакого конца света не будет. Поймите, моя установка вовсе не создает дождь или, там, грозу из ничего. Она просто притягивает к себе ближайший циклон — то есть, попросту, создает наиболее благоприятные для него условия, и он, грубо говоря, соскальзывает в образовавшуюся атмосферную воронку, как бильярдный шар в лузу. При этом его, скажем так, внутренние свойства нисколько не изменяются. Ну а что вы притянете — просто дождик или какой-нибудь торнадо, — зависит только от вас. Чтобы избежать, как вы выразились, нежелательных последствий, достаточно поддерживать связь с синоптиками.
— Ага. — Становой удовлетворенно кивнул и энергично потер ладони. — Благодарю вас. Вы меня успокоили.
— Да уж, — медленно произнес Дмитрий Алексеевич.
Становой в ответ лишь мило улыбнулся. Несомненно, он предвидел реакцию Дмитрия Алексеевича, и реакция эта не имела для него ровным счетом никакого значения, потому что яма уже была вырыта, и Вострецову оставалось только скатиться в нее — как бильярдный шар в лузу. Это была обычная манера Станового решать важные вопросы и с некоторых пор он вообще перестал утруждать себя соблюдением приличий и субординации. Все ниточки, с помощью которых можно было заставить Дмитрия Алексеевича совершать те или иные действия, давно находились в кулаке у этого обаятельного чудовища.
Изобретатель пропустил двусмысленное замечание Вострецова мимо ушей: похоже, упоминание о сертификации, патенте и прочей бумажной волоките основательно выбило его из колеи. Это, конечно же, тоже было сделано неспроста. Упоминание о необходимых бумагах, которых у изобретателя не было и в помине, способствовало смягчению его позиции; так размягчают перед употреблением вяленого леща, стуча им по краю стола. Строго говоря, без бумаг с ним вообще не о чем было разговаривать — по крайней мере, на официальном уровне. Поэтому Дмитрий Алексеевич, привычно подыгрывая Становому, начал деловой разговор именно с вопроса о документации, за что был вознагражден одобрительным взглядом Макса.
Впрочем, Становой немедленно перехватил нить разговора и занял позицию этакого благодетеля, чуть ли не мецената. Он толково и со знанием дела объяснил Дмитрию Алексеевичу суть возникших затруднений. Затруднения заключались том, что прибор, о котором шла речь, находился пока в стадии разработки. Разрабатывали его даже не в России, а в Белоруссии, в каком-то Институте Погоды, и милейший Артур Beниаминович, этими разработками руководивший, привез свое детище в Москву для полевых испытаний. Проклятая жестянка даже не была запатентована, и оставалось только гадать, как этому нелепому человеку удалось протащить свой груз через таможню. Впрочем, на сей счет у Дмитрия Алексеевича имелись кое-какие догадки, и догадки эти немедленно подтвердились: Становой заявил, что, случайно узнав о перспективной разработке белорусского ученого, лично пригласил его в Москву, где в его изобретении имелась острая нужда.
32 
