— А ты уверен, что мы сможем пройти поверху? — спросила Ирина, шаря лучом фонарика по серой поверхности мокрого камня.
Пляшущее пятно бледного электрического света выхватывало из мрака какие-то трещины, уступы, пятна ржавого мха, пучки жесткой травы, торчавшие из расселин, чахлый куст, похожий на моток ржавой проволоки, ухитрившийся укорениться на отвесной стене…
— Ни в чем я не уверен, — сказал Глеб. Ему приходилось тщательно выбирать выражения, потому что вертевшиеся на языке слова по большей части не предназначались для женских ушей. — Ну, Арчил! Ну, джигит! Найду — выщиплю усы по волоску. Возьму у тебя рейсфедер, которым ты брови щиплешь, и повыдергаю его мужскую гордость.
Он шутил, но внутри у него все дрожало от непонятного волнения. Напряжение нарастало. Что-то должно было случиться — вот-вот, или, может быть, чуть погодя…
— Кто тебе сказал, что я щиплю брови? — возмутилась Ирина, женским чутьем угадав желание Глеба разрядить обстановку. — Рейсфедером чертят! Ты еще не забыл, что я архитектор?
— Чертежи ты делаешь на компьютере, — рассеянно возразил Глеб. — И потом, если рейсфедером чертят, его держат в готовальне, а не в косметичке или на полочке под зеркалом. Без держателя, без винта…
— Клещей из-под кожи вытаскивать, — подсказала Ирина. Сиверов все никак не трогался с места, будучи не в состоянии решить, куда идти — вверх или вниз.
Это было настолько на него непохоже, что Ирина засомневалась: а не был ли весь этот балаган просто благовидным предлогом, чтобы дать ей небольшую передышку?
— Ага, — совсем уже рассеянно откликнулся Глеб. — Клещей — это да… Ты ничего не слышала?
— Н-не знаю, — неуверенно протянула Ирина. — Кажется, гремело что-то… Так ведь в горах гроза.
— Гроза давно кончилась. Значит, говоришь, гремело? А я думал, мне послышалось…
— Ну и что, что гроза кончилась? Как кончилась, так и началась.
— А молнию ты видела?
Ирина не успела ответить, потому что теперь громыхнуло гораздо ближе, отчетливее и громче — раз, и еще раз, и еще… Удары раз от раза становились все сильнее, их можно было не только слышать, но и ощущать сквозь подошвы ботинок, а небо при этом оставалось темным, непроницаемым.
— Что это? — спросила Ирина.
— Странная гроза, правда? — сказал Глеб. — Грома сколько угодно, и при этом ни одной молнии.
Последний громовой раскат был тише предыдущих и ощущался не столько ушами, сколько ногами. Каменистый откос вздрогнул, затрясся мелкой дрожью, каменное крошево зашевелилось, сдвинулось, поползло вниз, и конца этому странному движению не было видно. Одновременно с этим где-то наверху родился и начал нарастать, явно приближаясь, глухой невнятный рев.
— Что это?! — повторила Ирина. — Землетрясение?
— Хуже, черт! — закричал Глеб, который вдруг понял все. — Быстро наверх! Наверх, и хватайся за что-нибудь, иначе унесет!
Он бросился вверх по осыпающемуся, дрожащему крутому откосу, волоча за собой Ирину, слыша за спиной нарастающий гул, треск и какое-то мокрое чавканье, как будто по руслу ручья с топотом неслось огромное стадо динозавров, пожирая все на своем пути.
Осыпь неожиданно кончилась, дорогу преградили скалы. Легкого пути наверх больше не было, времени тоже. Глеб посмотрел назад и ничего не увидел. Ручей и тропа остались далеко внизу — так далеко, что даже Слепой не мог их разглядеть, но недостаточно далеко, чтобы они с Ириной могли чувствовать себя в безопасности. Пожалуй, по-настоящему безопасного места сейчас не найти на многие километры вокруг.
Он рывком зашвырнул Ирину на ближайший скалистый выступ. Она охнула от боли и выронила фонарик. Тот не разбился и даже не погас — покатился вниз, мелькая слепящим пятнышком электрического света, выхватывая из темноты то россыпь беспокойно подрагивающих камней, то дрожащий, скрюченный куст, и застрял меж двух камней метрах в десяти ниже по склону. Ирина инстинктивно потянулась за ним.
— Некогда! — крикнул Глеб, влезая следом за ней на скальную полку и подталкивая испуганную женщину еще выше.
Ужасный шум, волной катившийся сверху, надвинулся, вырос до неимоверных размеров, без остатка поглотив все остальные звуки. Скала сильно вздрогнула, когда многотонная масса воды, грязи, камней и растительного мусора с разгона ударила в нее, норовя опрокинуть. Узкий каменный уступ ударил Глеба по ногам; Глебу даже почудилось, будто камень выгнулся дугой, как спина норовистой лошади, пытающейся сбросить седока. Он вцепился одной рукой в корявый корень замеченного несколько минут назад куста, прилепившегося к отвесной стене, а другой — в едва заметную трещину, и распластался по скале, прижав к мокрому шершавому камню Ирину, заслонив ее своим телом и отлично понимая при этом, насколько призрачна такая защита.