61 
В следующее мгновение тысячетонная масса жидкой грязи, вырвавшись из узкого каменного жерла ущелья, заполнила русло ручья, взметнулась кверху невидимой в темноте косматой волной, вздыбилась, круша и размывая склоны, захватывая с собой тонны земли и щебня, рухнула с плеском, больше похожим на гром, и покатилась вниз, сметая все на своем пути. В течение нескольких бесконечно долгих секунд страшная сила тянула и толкала Слепого, силясь оторвать его от скалы и увлечь за собой, а потом она отступила, оставив ощущение пустоты и легкости в мокром, избитом теле.
Глеб разжал пальцы, выпустив наполовину выдранный из щели в скальной стене куст, и оглянулся. Он по-прежнему хорошо видел в темноте, но то, что он разглядел внизу, позади себя, заставило его пожалеть о своих необычных способностях: по правде говоря, этого лучше было не видеть.
Каменистое русло ручья, шедшая вдоль него тропа и большая часть каменной осыпи, по которой они с Ириной карабкались в течение получаса, исчезли. Теперь на их месте бесновался бурный поток, и даже в темноте Глеб видел, что это не вода, а жидкая грязь, по консистенции больше напоминавшая кисель. На поверхности потока то и дело мелькали вырванные с корнем деревья, нелепо растопырившие искривленные, облепленные грязью, измочаленные ветки. Выветренные скалы не выдерживали ударов этого потока, крошились, обламывались, падали, вздымая фонтаны липких брызг, и, тяжело кувыркаясь, катились, увлекаемые потоком, вниз, к побережью.
— Что это? — перекрикивая рев стихии, снова спросила Ирина.
В рычании, плюханье и треске Глебу послышалось предсмертное ржание оставшихся на тропе, привязанных к кусту и не имеющих возможности спастись лошадей, но это, конечно, только почудилось: он едва слышал собственный голос.
— Сель! — крикнул он. — Это сель!
Тут он вспомнил о турбазе и схватился за карман штормовки, в котором лежала рация. Карман оказался вывернут наизнанку и забит жидкой грязью. Рация исчезла, и фонарь исчез вместе с ней. За поясом осталась ракетница, но патроны, которые лежали в другом кармане штормовки, исчезли.
Он спрыгнул с уступа вниз, на каменную осыпь, от которой осталась только покрытая скользким налетом узкая полоска шириной не более трех метров, и помог спуститься Ирине. Склон под ногами продолжал слегка вибрировать, как будто где-то в кедрах горы работал гигантский дизельный движок. Глеб ждал, что поток вот-вот спадет, но грязевая река никак не иссякала, и он понял, что скопившейся где-то дождевой водой дело не ограничилось: похоже, монолитная каменная чаша горного озера по какой-то причине дала трещину, и теперь ее содержимое беспрепятственно вытекало наружу.
Он машинально полез в нагрудный карман. Сигареты оказались на месте — вернее, то, что от них осталось. В пачке плавала какая-то неопределенная каша из разбухшего табака и раскисшей бумаги, и в этой каше болтались невредимые упругие цилиндрики фильтров. Только теперь до Глеба дошло, что первая волна селя захлестнула его и Ирину по самые плечи. То, что они остались в живых, можно было считать чудом Господа Бога.
— Что делать? — спросила Ирина.
Из-за того, что ей приходилось перекрикивать шум потока, вопрос прозвучал излишне агрессивно, как будто женщина намеревалась затеять ссору, обвиняя своего спутника в нежданно свалившейся на них беде. Глеб знал, что это не так, но отделаться от смутного ощущения вины ему все равно было трудно, Он с отвращением отбросил раздавленную пачку и пожал плечами. Ирина повторила свой вопрос, и Слепой сообразил, что она не разглядела его жеста.
— Ждать до утра, — ответил он и обнял Ирину за плечи. — Больше ничего не остается. Лазить в темноте по горам — нездоровое занятие.
Они тесно прижались друг к другу, чтобы сохранить хоть капельку тепла, и уселись на мокрый камень в двух шагах от ревущего, плюющегося жидкой грязью потока. Сверху продолжал монотонно сеяться холодный дождь, и, чтобы отделаться от назойливой мысли о наступившем всемирном потопе, Глеб стал думать о своем последнем разговоре с генералом Потапчуком — разговоре, который касался участившихся, как перед концом света, стихийных бедствий.
***
Перепрыгивая с камня на камень, Удодыч спустился к запруде. Камни были скользкие от дождевой воды и все время норовили вывернуться из-под ног. Низко надвинутый капюшон штормовки сильно сужал поле зрения и, как это всегда бывает с капюшонами, оставался в прежнем положении, когда Удодыч поворачивал голову. Здесь ограниченная видимость грозила, как минимум, переломом обеих ног, и капюшон пришлось откинуть.
61 
