63 
Пирожное оказывается действительно очень вкусным. Как ни странно. Любопытное явление: если человек тебе нравится, сунь он тебе кулинарное творение даже самого невзрачного вида, ты будешь искать ему оправдания. Но когда ты кого-то терпеть не можешь, испытываешь чуть ли не огорчение, если он вдруг оказался на высоте.
«Терпеть не можешь» – это как нельзя более точно подходит к моему восприятию Милочки. Мне с ней неуютно даже просто находиться в одном помещении, не то что общаться. Нечто физиологическое, я думаю. Хотя внешне к Милочке очень идет определение «милая». Серые, широко распахнутые глаза, слегка вздернутый нос, полные яркие губы – Милочка слывет хорошенькой. Пока не открывает рот.
В каждом офисе есть своя штатная стерва. Иногда их бывает больше чем одна штука, но вот чтобы меньше одной – я еще такого не встречала. Конечно, если фирма состоит только из директора и бухгалтера, тогда, наверное, это возможно… Но нет, мне лично не повезло наблюдать подобные счастливые случаи. В нашем большом коллективе стерв имелось несколько. Разной степени стервозности. По большому счету в каждой женщине это есть, хоть немножко, но есть. Пусть со мной кое-кто и не согласится, но таков мой жизненный опыт. Все мы стервы. Каждая по-своему. Не всегда это заметно, но факт остается фактом. Если потребуется свернуть кому-нибудь кровь, то любая из нашего славного племени найдет в себе силы это сделать. Милочка по этой части била все рекорды.
Жизнь для нее была полем боя, где грохот пушек не смолкает ни на минуту. Разумеется, у нее были цели в этой вечной битве, но порой мне казалось, что не это самое главное для Милочки. Ей был важен процесс. Он наполнял ее адреналином. Благо наша бурная производственная жизнь поставляла поводы для крупных и мелких битв в изобилии. Когда же возникали паузы, а такое тоже случалось, в конце концов, и на войнах случаются перемирия, Милочка чувствовала себя не в своей тарелке. Она становилась вялой и скучной. Однако не надолго. На день-два, не больше. На третий день она являлась на работу с четкой программой действий. Раз конфликта, рожденного самой природой, нет, то его необходимо создать искусственным путем. Причем срочно.
И вот она уже идет по коридору, заглядывает в кабинеты и цепляет всех подряд, пока не нащупает мягкое место, на которое только стоит чуть-чуть надавить, и вот он – конфликт! И все это с ефрейторскими шуточками и прибауточками. Они одни сами по себе уже были способны довести кого угодно до каких угодно темных эмоций. Если же их оказывалось недостаточно, то Милочка пускала в ход артиллерию средней тяжести: сплетни, недомолвки, технологию «вбить клин».
Последнее она однажды пыталась применить к нам с Галкой. «Ах, Олечка, какой у Галины Викторовны сложный характер! Я представляю, как тебе тяжело приходится. Если вдруг что, – при этом она многозначительно расширяла глаза, – я всегда могу подставить свое широкое плечо под твои слезы». Мы с Галкой раскусили ее на раз-два. «А мне она шептала, – рассказывала Галка, – мол, смотрите, Галина Викторовна, Ольга Николаевна так со всеми подружилась. Вам не обидно, что она на работе на вас – ноль внимания? Ведь это вы ее сюда привели».
Милочка полагала, что «испытуемые» никогда не будут делиться друг с другом содержанием своих бесед с ней. Любопытно, почему? Сама-то она не стеснялась выложить все, о чем только что давала чуть ли не подписку, что будет молчать. И это была фаза тяжелой артиллерии – когда Милочка пускала в ход все средства: от грубых шуточек до откровенного вранья в лицо. Вранье особенно обескураживало меня. Все мы врем. Кто понемногу, по мере необходимости, кто всерьез. Но обычно испытываем некоторое неудобство оттого, что нам пришлось прибегнуть к этому способу самовыражения, и стараемся хоть как-то облечь это вранье в удобоваримые формы. Милочка не затрудняла себя ни угрызениями совести, ни усилиями по приведению вранья в божеский вид. Врала с такой виртуозной наглостью, что полностью парализовывала своих собеседников.
Повторяю: она не всегда преследовала конкретные цели. Иногда ей было просто достаточно видеть твою перевернутую физиономию. Тогда день расцветал для Милочки яркими красками, и можно было жить и трудиться. А работала она неподражаемо хорошо. И именно поэтому все стоически терпели ее выходки. Милочкины отчеты о продажах и заключенных контрактах вызывали у дирекции священный трепет и желание носить Милочку на руках. «Кошмарная баба, – говаривал мне в приступе откровенности Никиток, – но продавец от Бога».
63 
