Обезьяна, услышав свое имя, вскочила на плечо шарманщика. Она оскалила зубы и сердито ударила кулаком о кулак.
— Чего ты злишься, Хумара? — успокоил ее шарманщик. — Молодые люди не заказывали музыку, можешь спать на здоровье. Они сами сочиняют песни.
Но обезьяна, наверное, не хотела больше спать и решила заняться делом. Стащив с головы шарманщика парусиновый картуз, она принялась старательно перебирать волосы; близоруко щуря глаза, колупала кожу коричневым ногтем.
Мимо по тротуару бежал босой мальчишка. Асфальт жег ему подошвы, и он пританцовывал, держа двумя руками большое деревянное блюдо, стоявшее на его курчавой голове.
— Сладкий, печеный груш! — выкрикивал мальчишка. — Сладкий печеный груш!
Хумара бросил искать в голове своего хозяина. Он насторожился, вытянул шею, его старческие выпуклые глаза засветились.
— Че-че-че-че! — застрекотал Хумара, умильно поднимая вверх розовые ладони. — Че-че-че!
— Дай ему грушу, — сказал Бобоська мальчишке. — Имей уважение — это же твой предок. Смотри, как ты похож на него.
— А деньги кто даст? — невозмутимо спросил мальчишка.
— Я дам. — Бобоська вынул из кармана рублевку. — Только выбери самую большую и не забудь как следует повалять ее в сахаре.
Хумара жадно протянул обе лапки. Сквозь редкую бурую шерсть просвечивала его худая кожица. Он смотрел совсем как человек, маленький человек с полными слез просящими глазами.
— Если у меня будет много денег, — сказал Бобоська, — я куплю Хумару. И увезу его с собой в рейс. Чтоб он увидел снова свою Африку или, не знаю там, Индию. Я отпущу его — пусть живет на свободе, кушает груши сколько хочет.
— Если ты будешь покупать старых обезьян и отвозить их в Африку, у тебя никогда не будет денег, — рассмеялся шарманщик.
— Ну и черт с ними!
Хумара унес грушу подальше от шарманки, насколько позволяла ему тонкая стальная цепочка.
— Вот так и я, Тошка. — Бобоська невесело усмехнулся. — У Скорпиона на цепочке. Далеко не уйдешь…
— Покрути! — раздался за их спинами низкий отрывистый голос. Они оглянулись. Возле шарманки стоял Оришаури. — Покрути ящик! Костик слушать хочет. — Он погладил лохматую голову своего любимца.
— Ну тебя! — Шарманщик лениво зевнул. — Жарко. И потом у Хумары сейчас обеденный перерыв, разве не видишь?
— Покрути! — просил Оришаури. — Покрути ящик!
— Вон молодого человека проси. — Шарманщик кивнул на Тошку. — Он, говорят, песни сочиняет. Раз сочиняет — пусть поет. Зачем зря сочинять.
— А ты спой. — Бобоська толкнул Тошку в бок. — Спой! Мотив-то одинаковый. Давай! — Он поднял с земли шарманку, откинул упор, набросил на Тошкино плечо широкий потертый ремень. — Крути на все двенадцать баллов!
Тошка крутанул ручку совсем так, как это делают шоферы, когда хотят завести закапризничавший мотор. Шарманка взвизгнула, будто ее ударили кнутом.
— Крути правильно! — возмутился Оришаури.
Наконец Тошка приноровился, и шарманка заиграла как надо. Осталось только подпеть ей:
- Скрипит дубовый кабестан,
- И режет воду киль…
Камфорные деревья шумели под ветром совсем морским шумом. И пахли уже не аптекой, а дальними странами, о которых рассказывают матросы, вернувшись из опасного, трудного, но все же прекрасного плавания.
Оришаури стоял, раскрыв от наслаждения рот. Шарманщик тоже был доволен — люди останавливаются, чтобы послушать новую песню. Надо будет запомнить ее слова, а то про таверны и Южный Крест уже многим надоело.
- Плывет сквозь бури капитан,
- Плывет сквозь бури капитан,
- Отважный Штормштиль…
Тошка пел от души, стараясь не пускать петухов на верхних нотах. Он так увлекся, что не заметил двух женщин, которые шли по тротуару, о чем-то оживленно разговаривая. Вдруг одна из них остановилась как вкопанная и, схватившись за сердце, покачнулась.
— Что с вами, Нина Александровна?
— Этот… там… это… крутит… это… кажется, мой сын!
Глава 19. Охота на перепелок, «Черная пантера» и бебут боцмана Ерго
К предложению Тошки найти хозяина пальто Бобоська отнесся настороженно. Кто это мог надоумить Тошку? Уж не в милицию ли он ходил?
— При чем здесь милиция, Бобоська? Мне это посоветовал один человек.
— Какой человек?