84 
— Если они такие же вкусные, как красивые… — сказал Володя.
— О! Пальчики оближешь, — уверил его дядя Гога.
Отряд тронулся дальше. Дым медленно, прозрачными слоями, плыл над поляной, лениво цепляясь за венчики цветов. Володя шел впереди Тошки. Видно, у него еще сильно болела рука, но он не подавал вида, и никто ничего не заподозрил.
— Зачем ты это сделал? — спросил его в тот день Тошка.
— Не знаю… Глупо, конечно. Я решил, если сделаю на высоте три сальто кряду, то, значит, врачи зря меня пугают этим самым вестибулярным аппаратом. Ну, а выходит… не зря. Такое широкое бревно, а я мимо. Худо дело, значит…
Больше они с Тошкой об этом не говорили…
На ночлег остановились в густом буковом лесу. Хабаджа и Тумоша развьючили лошадей, стащили весь багаж в пологую сухую яму, усыпанную прошлогодними листьями. На дне ее развели костер. В яме было уютно и тепло. Черный как негр чайник высвистывал печальную песенку. Наверное, о том, что он уже стар и бока его изрядно помяты и, может, это последняя его экспедиция. Он вернется в город, и какой-нибудь завхоз, ни разу не бывавший в горах и не знающий, что это такое — горы, спишет его в утиль. И он, старый, добрый геологический чайник, столько раз бескорыстно отогревавший усталых, вконец продрогших людей, кончит свои дни на городской свалке, среди вещей, не имеющих таких, как у него, заслуг перед человеком. Пусть уж лучше геологи, возвращаясь домой, оставят его здесь, в горах. Повесят на дерево, и ветер станет петь в его проржавевшем, гордо поднятом носу…
Индейки шипели над углями, обливаясь собственным жиром.
— Сегодня на ужин — четыре индейки, — сообщил дядя Гога, взявший на себя, по обыкновению, роль шеф-повара.
Все сидели возле костра кружком, и только Хабаджа с Тумошей время от времени вставали и, выбравшись из ямы, шли проведать лошадей.
Тошка лежал, подложив под голову вьючное седло. Спать не хотелось. От седла пахло сыромятными ремнями и старым деревом. Вчера вечером, вот так же сидя у костра, он рассказывал историю Дурмишхана и старого капитана Борисова, историю, услышанную от боцмана Ерго.
Взрослые люди молча сидели вокруг огня и слушали его. А Тошка волновался, как на экзамене, боялся упустить чтото или не так сказать. Огонь притих, не стрелял искрами, не расползался по сухой траве, словно тоже слушал, печально покачивая рыжей вихрастой головой…
— А вы знаете, — сказал Ираклий Самсонович. — Вчерашний рассказ Тоши просто не выходит у меня из памяти. Ведь вполне возможно, что это один и тот же темный князь Дадешкелиани.
— Да, скорее всего, это одно лицо, — согласился дядя Гога.
— Сколько хороших людей погубил бешеный волк, сокрушенно покачал головой Тумоша. — Я помню, старики говорили, что при царе князь служил в жандармах где-то в городе, на побережье. Значит, это все он, пусть внуки забудут его имя!..
Неожиданно захрапели лошади. Хабаджа встал, прислушался.
— Амш ходит… — Он вынул из костра горящую ветку, помахал ею в воздухе.
Дядя Гога тоже встал, пронзительно, свистнул и, решив, что медведь теперь окончательно испугался, вернулся к костру.
— Очень может быть, что это действительно одно и то же лицо, — повторил он. — Тем более, если вспомнить некоторые подробности о Дадешкелиани.
И дядя Гога начал рассказывать…
О чем рассказал дядя Гога
— Много лет назад судьба впервые забросила меня в эти места. Тогда-то я и узнал о Хабадже.
Сидевший в стороне Хабаджа поднял голову, посмотрел на дядю Гогу. Тот что-то сказал ему по-абхазски. Хабаджа улыбнулся, махнул рукой, ладно, мол, рассказывай.
— Так вот, — продолжал дядя Гога. — Однажды вечером, у такого же костра, я слушал рассказ Джумы Аршбы, геолога, сына комиссара, старого друга Хабаджи.
— Аршба, Мадзар Аршба — капш[26] начальник, — подтвердил Хабаджа.
— Дело в том, что неуловимый князь Дадешкелиани время от времени появлялся в горах то там, то здесь, и всюду за его бандой шла смерть, пожары, разорение. Он преследовал партийных работников и рядовых колхозников, активисток женсовета — с ними он особенно бывал беспощаден, — грабил обозы и стада. А награбленное отдавал поклонникам своего разбойничьего таланта, изображая из себя этакого бескорыстного Робин Гуда. Находилось немало паршивых людишек, охочих до дарового добра. Они получали из рук князя щедрые подачки, а поэтому всячески способствовали ему, делали действительно неуловимым, не только прятали его самого и его людей, но и создавали вокруг имени этого бандита ореол народного защитника
84 
