с удовольствием перечитала 
103 
В дверь постучала матушка Зинаида. Полуянов смолк. Она поставила поднос с двумя чашками и тут же бесшумно удалилась.
– И вы, Антон, теперь думаете, что это из-за вас погиб друг?
– Ничего я не думаю, просто понять хочу, разобраться.
– Вам тяжело?
– Очень, – сказал Полуянов и, закрыв ладонями лицо, опустил голову.
Грохоча пустыми бидонами, по деревенской улице ехал грузовик, за рулем, дымя сигаретой, сидел Григорий Грушин. Когда грузовик миновал дом священника, Холмогоров вздрогнул. Он вспомнил безумный взгляд сельского водителя, тускло сверкнувшую, занесенную для удара тяжелую монтировку, вспомнил слезы и слово, которое повторял как заведенный Григорий Грушин: «Наваждение какое-то!».
Полуянов медленно отвел ладони от лица, посмотрел на Холмогорова, тряхнул головой:
– Словно наваждение какое-то со всеми нами – и со мной, и с Мариной, и с Сергеем Красновым.
– Наваждение, говорите? – прошептал советник Патриарха. – Нет, это не наваждение.
Можно материализовать любое желание, но это надо уметь. Желание человека – энергия. И если уметь направить ее… – сам себе сказал Холмогоров, вставая с дивана. – Идемте! – он взял за плечи Полуянова и встряхнул. – Антон! – глядя в глаза, твердо произнес Холмогоров. – Идемте к этому человеку. Там ответ на ваш вопрос. Вы ему что-то рассказывали, когда он вас лечил?
– Да, говорил. Но точно не помню. Думал ли? Говорил ли?
– Вы куда? – спросила попадья, увидев Полуянова и Холмогорова, выходящих во двор.
– К дому мельника, – ответил Полуянов.
Лицо матушки Зинаиды побледнело. Она взяла Илью за плечи, прижала к себе.
– И с мальчиком то же самое случилось.
Картина в голове Холмогорова начинала складываться. Фрагменты, кусочки начинали сходиться друг с другом, создавая картину.
– Вы надолго? – прозвучал вопрос матушки Зинаиды.
– Не знаю, – услышала она от Холмогорова.
В доме зазвонил телефон, и женщина, разжав руки, попросила сына:
– Поди узнай, кто это.
Мальчишка побежал.
* * *
Калитка в высоком дощатом заборе оказалась не заперта, и Холмогоров, даже не предупредив хозяина стуком, толкнул ее и переступил доску высокого порога. Антон Полуянов вошел следом.
Двор, площадка, высыпанная песком с серым, поблескивающим пятном в центре, огромный расколотый мельничный жернов, а на нем петух без головы. Над обезглавленной птицей роем носились черные жирные мухи. Иногда ветер шевелил перья, и огненный хвост напоминал языки пламени.
Холмогоров бесстрастно зафиксировал это взглядом и направился к дому. Опять же не постучав, вошел. Металлические роллеты на окнах опущены. В доме царила темнота.
– Есть кто-нибудь? – властно окликнул советник Патриарха.
– Эй! – за спиной Холмогорова крикнул Полуянов, вглядываясь в густую темноту. – Он уехал, – тронув за плечо Холмогорова, произнес Полуянов. – Он собирался в Москву вместе с моим инвестором Штольцем. Они мгновенно сдружились.
– Дайте спички или зажигалку, – Холмогоров нашел выключатель. Щелчок, и яркий свет заполнил большую комнату, мгновенно уменьшив ее в размерах.
Холмогоров с Полуяновым переходили из комнаты в комнату, включая свет.
Наконец Андрей Алексеевич увидел длинный узкий барабан и трещотку из черного дерева.
– Я этого не видел. Когда приходил, я их не видел, – шептал Антон.
Череп быка над камином, маленькая комнатка, заполненная скляночками и кувшинчиками.
Холмогоров осматривал находки и становился все более и более мрачным.
– Он вас здесь лечил?
– Да, здесь, в этой комнате, на диване.
Лишь выйдя на крыльцо, на залитый солнечным светом двор, Холмогоров вздохнул полной грудью. Ему стало не по себе. В доме и возле него неизвестная сила давила, сжимала все его тело, не давая думать, сбивая с мысли. Он переводил взгляд, словно пытался что-то отыскать – спасительное, целебное.
«Нашел!»
Черный петух с огненным хвостом лежал на треснувшем жернове. Возле жернова Холмогоров ощутил, что ему становится лучше, силы 1 возвращаются.
Он махнул рукой, подзывая к себе Полуянова, тот стоял на крыльце с таким видом, словно у него на плечах четырехпудовый мешок с песком.
– Антон, идите сюда.
Полуянов, пошатываясь, спотыкаясь, добрел до Холмогорова.
– Что это? – прошептал он побелевшими губами, пытаясь перехватить взгляд советника Патриарха.
– Это вуду.
103 
