24 
Григорий зло посигналил, но мальчишка даже не поднял голову. Грушин тормознул так резко, что машина заглохла. Он зло выругался и спрыгнул на дорогу. И тут подготовленные ругательства застряли у него в горле: дорога была пуста до самой деревни.
«Черт знает что такое! – подумал Григорий, ощутив, как мелко трясутся его руки и становятся влажными ладони. – Был же мальчишка!» – он даже заглянул под машину, но и там мальчика не оказалось, лишь клубилась пуль.
Грушин вытряс из картонной пачки папиросу. Табачная крошка прилипла к влажной ладони. Язычок пламени лизнул кончик папиросы, и водитель втянул горький дым.
– Был мальчишка! – убежденно произнес Грушин. – Не может этого быть!
Он почувствовал, что должен найти какое-то объяснение, иначе видение будет долго его преследовать. Глядя под ноги, он прошелся по дороге. Трава, песчаная колея. Грушин присел на корточки и соломинкой прикоснулся к четкому отпечатку детской босой ноги. Отпечаток был совсем свежий и почему-то влажный, словно мальчик только что был здесь, а затем растаял в воздухе.
– Эй! – позвал водитель и осмотрелся – Ты где? Кончай шутить!
Слева и справа простиралось поле, невысокий овес, в нем не спрячешься. Григорий, не отрывая взгляда от дороги, прошелся вперед Следов было немного – десять отпечатков босых детских ступней. Походив вокруг, Григорий понял, что не в состоянии найти вразумительное объяснение произошедшему, кроме как «наваждение».
Наконец-то появилось нужное слово. Оно ничего не объясняло, но давало успокоение. Облако сползло с солнечного диска, странное марево исчезло. Мир вновь стал ярким, цветным, отчетливым.
Григорий щелчком отбросил окурок, опустил солнцезащитный козырек, и автомобиль, затарахтев двигателем и загремев пустыми бидонами, покатил по дороге к деревне, стирая протекторами детские следы на песке.
* * *
Матушка Зинаида хватилась младшего сына, когда пришло время всей семье садиться обедать. Тарелка с супом и отрезанный кусок хлеба, предназначенный Илье, стояли напротив его любимого стула. Илья никогда не опаздывал, знал, что мать с отцом будут недовольны и без него никто не начнет есть. Попадья посмотрела на старших. Сергей и Дмитрий пожали плечами, переглянулись.
– Где Илья? – прозвучал строгий голос отца Павла.
– Утром на рыбалку ушел.
– Один? – спросил священник.
– Сказал, что с приятелем, у моста будет ловить.
Напряженное ожидание длилось четверть часа. Наконец Зинаида не выдержала:
– Сергей, сбегай за ним к реке.
– Я на велике, – сказал Сергей, – так быстрее будет.
– Наверное, время не у кого спросить, – предположил Дмитрий.
– Солнце же он видит, где стоит, – сказал священник. – Да и люди по мосту ходят, спросить есть у кого, – добавил, сердясь, отец Павел.
Сердце у матушки Зинаиды учащенно билось, готовое выскочить из груди. Когда во двор въехал Сергей, она выбежала на крыльцо.
– Ну, что?
– Нет его там. Дачник, который дом мельника купил, сказал, что сидит с рассвета, но никого не видел.
– Может, он пошел к омуту? – сердце в груди попадьи вдруг остановилось. Она побледнела, черпак выпал у нее из рук.
– Сергей, Дмитрий, сходите к омуту, – попросил отец старших сыновей. Волнение матери передалось всем.
Младшего сына искали всей деревней до темноты. А поздним вечером к дому священника пришел Грушин. Водитель был немного выпившим, в дом заходить отказался, топтался на крыльце, мял в руках кепку.
– Тут такое дело, отец Павел, не знаю, как и сказать…
– Говори как есть.
Грушин отвел взгляд:
– Я вашего младшего сегодня вроде бы как видел…
– Где? – вырвалось у священника.
– Утром это было, я за молоком ехал. Проехал лощину, а потом солнце померкло, – водитель замолчал, боясь сказать что-то не то. Он вертел в руках незажженную папиросу, боясь закурить при священнике.
Отец Павел тронул Грушина за плечо, заглянул ему в глаза:
– Что ты видел?
– Ваш младший шел по дороге прямо мне навстречу. Я затормозил, посигналил, а потом из машины вышел, смотрю, нет никого. Померещилось, наваждение, – добавил Григорий.
Матушка Зинаида боязливо смотрела на Грушина. Ей казалось, водитель чего-то не договаривает.
– Не знаю, – уже злясь на самого себя, произнес Григорий, – может, померещилось, может, нет, но так было. Шел он с удочкой и ведром.
– А какое ведро? – мягко спросила мать Зинаида.
24 
