очень нудно 
103 
Референт генерала Драчева полковник Дмитрий Антонович Северцев предпочитал водить машину сам. Близкие приятели часто посмеивались над ним, утверждая, что в этом он подражает горячо любимому Леониду Ильичу, и не упускали случая осведомиться, не хранит ли он под подушкой портрет незабвенного генсека. Дмитрий Антонович считал, что он обладает чувством юмора, поэтому никогда не позволял себе ни малейшего проявления недобрых чувств по отношению к шутникам. Он даже в самом деле вырезал из какого-то старого журнала парадный портрет Генерального в полный рост и при всех регалиях — ив ответ на шутки приятелей торжественно вынимал его из шкафа.
Впрочем, продолжалось это недолго — шутки стихли как бы сами собой, шутники поувяли, а те, кто больше других любил посмеяться над Димой Северцевым, по странной прихоти судьбы разъехались по дальним гарнизонам и горячим точкам. Ничего не попишешь, все они были людьми военными и должны были служить там, куда пошлет Родина. Вот именно — были.
Во всяком случае, многие из них. Остальные шутить перестали и обращались по имени-отчеству — Дмитрий Антонович не возражал. В конце концов, мало кто работал столько, сколько он. Все, что он теперь имел, было заработано тяжким трудом.
Все это привычным фоном роилось в мозгу, пока он вел свой «шестисотый», получая острое наслаждение от езды. Машина была такая, что позавидовал бы, пожалуй, и сам генсек: в его время таких еще не делали. Дорога мягко стелилась под колеса, обочина сливалась в размытую скоростью туманную полосу, тонированные стекла придавали миру благородный синевато-серый оттенок.
Прошедшие сутки выдались напряженными, но работа, как всегда, принесла плоды — расследование по делу об убийстве Рахлина шло в нужном направлении, да и строго засекреченное досье, которое Дмитрий Антонович вел на своего шефа, за эти сутки изрядно пополнилось. Товарищ генерал, почувствовав себя в безопасности, расслабился и говорил много и свободно, так что Дмитрий Антонович едва успевал менять кассеты в диктофоне. Товарищ генерал был у него, можно сказать, в кармане.
Теперь предстояло немного подчистить тылы. Дмитрий Антонович хорошо понимал, что, связавшись с Забродовым, допустил непростительную ошибку, стоившую ему большой нервотрепки. Товарищ генерал тогда очень сильно его торопил, а спешка никогда не доводит до добра — это Северцев усвоил давно и крепко, но вот поди ж ты… Что ж, и на старуху бывает проруха, но теперь все вроде бы понемногу входило в колею. Строптивый спецназовец был дискредитирован и убит. Правда, и то, и другое пока не приобрело окончательно правдоподобного вида. Милицейские аквалангисты в поисках тела обшаривали топкое дно карьера всю вторую половину вчерашнего дня, но пока ничего не нашли. Впрочем, карьер большой, и даже если этот хитрец каким-то образом умудрился выжить, это ненадолго: его ищут по обвинению в убийстве, а когда найдут, он не проживет и дня, в этом полковник был уверен. Дурак Жангалиев просто не захотел пачкать салон машины. Теперь-то он своей ошибки не повторит.
Оставалась еще эта девчонка — Климова, кажется, — не подписавшая Рябцеву протокол. Ну, с этим проблем не будет.
В подвале дачи Дмитрия Антоновича имелась специальная комната со звуконепроницаемыми стенами, в которой было сказано много откровенных слов и подписано много протоколов. Это был маленький секрет полковника, его тайное хобби, к которому он относился с большой любовью. Комнатка была оснащена по последнему слову техники: сверкающие хромом инструменты, удобное кресло с зажимами для рук и ног, все необходимое от булавок до бормашины… Дмитрий Антонович любил, потягивая кофе с коньяком, наблюдать за работой своих высокооплачиваемых специалистов. Он вообще любил, когда кто-то работал профессионально. Потому, наверное, и связался с этим чертовым Забродовым.
Северцев свернул со скоростного шоссе на проселок, который вел в сторону дачного поселка. Здесь скорость пришлось резко снизить: «мерседес» не был предназначен для быстрой езды по российской «щебенке с гребенкой».. Машина плавно раскачивалась, переползая с ухаба на ухаб, временами задевая днищем неровности дороги — в такие моменты Дмитрий Антонович досадливо морщился, проклиная славянскую широту души, благодаря которой такие вот, с позволения сказать, дороги считались нормой со времен Ивана Грозного. И это, заметьте, на пороге двадцать первого века. Дичь какая-то, честное слово…
103 
