Еще в начале войны она и ее старшие дочери прошли курс медицинского обучения и работали сестрами милосердия, не страшась крови и грязи. Лечебные учреждения, созданные императрицей, почитались образцовыми. И теперь, когда царица чувствовала, что изнемогает под бременем государственных забот, единственный отпуск, который она себе позволяла, заключался в инспекционных поездках по фронтовым госпиталям.
Всякую другую монархиню, столь самоотверженно трудящуюся ради отчизны, в народе бы боготворили. Но у ее величества не было дара вызывать любовь подданных. Все ее поступки истолковывались превратно, в самом благородном деянии видели лишь позу и фальшь.
Подполковник Козловский никогда не наблюдал императрицу вблизи, даже когда служил в гвардейской кавалерии. Поэтому, забравшись в угол кабинета и постаравшись слиться со шторой, он воззрился на открытую дверь с любопытством.
Послышался сдержанный гул голосов. Летящим шагом, который должен был знаменовать решительность и целеустремленность, вошла государыня. Она была в наряде милосердной сестры, с большим, но очень простым медным крестом на груди.
Главком склонил голову. Козловский вытянулся и спрятал палку, чтоб не бросалась в глаза. Он стеснялся своей хромоты.
Впрочем, августейшая особа в его сторону не посмотрела.
– Здравствуйте, милый, здравствуйте, – сказала она генералу с легким акцентом, но с совершенно русскими интонациями. – Ну что вы…
Это она не позволила поцеловать себе пальцы – взяла главкома обеими руками за кисть и прижала ее к своему сердцу.
– Знаю, всё знаю. Великую на себя ношу взвалили, храни и оберегай вас Господь!
Притянула плохо гнущегося генерала к себе, поцеловала в лоб.
«Зачем уж так-то?» – подумал подполковник. И заключил: «Хочет быть душевной, по-русски. Старается». И стало ему вдруг жалко повелительницу империи.
«Старик», деревянная душа, ни польщенным, ни растроганным не выглядел. Мог бы хоть видимость изобразить, из уважения к сану и полу. А он:
– Ваше величество, стоило ли утруждаться. Я бы сам явился к вам в вагон. Вот только дела срочные завершил бы…
В дверях и коридоре стояла многочисленная свита: военные в больших чинах, какие-то штатские господа, дамы.
– Дорогой вы мой, разве сейчас до церемоний? – сердечно молвила императрица. – Ну рассказывайте, что у вас происходит? Что наступление?
Обернувшись, она подала знак, и сопровождающие попятились. Адъютант снаружи прикрыл дверь.
– Я молюсь за успех вашего великого начинания денно и нощно! Как движется дело?
– Готовлюсь, ваше величество, – коротко ответил генерал.
Царица увидела карту с флажками. Подошла.
– Куда ударите? На Львов? На Перемышль?
Главнокомандующий изобразил простодушие – эта мина на его надменном лице выглядела крайне неубедительно.
– Пока еще не определился. Вот, сами изволите видеть: веду разведку на двадцати пяти участках.
Козловский не поверил собственным ушам. Лгать государыне? Невообразимо!
– А когда решите?
– За 48 часов до начала операции, – сказал он твердо и не отвел глаз от ее пристального взгляда.
После некоторого замешательства она спросила:
– Разве так бывает? Вы, верно, к чему-то все-таки склоняетесь?
– То к одному, ваше величество, то к другому.
Ее величество вспыхнула. На бледных щеках проступили красноватые пятна. С лица сползло выражение сердечности, и оно сразу стало более естественным. Неприязненно, с горькой обидой царица смотрела на полководца. Козловский переступил с ноги на ногу, ему хотелось провалиться сквозь землю, только бы не присутствовать при затянувшейся мучительной паузе.
Движение привлекло внимание императрицы. Она взглянула на незнакомого офицера. Он щелкнул каблуками – кивнула. Представлять подчиненного главком не стал, ибо невелика птица.
– Всеподданнейше признателен за высокую честь, – сказал Старик тоном, означавшим: шли бы вы с Богом, ваше величество, мешаете работать.
Князь снова поежился. А императрица – вот что значит выдержка и королевское воспитание – улыбнулась грустно и снисходительно. «Знаю, что меня не любят, – значила улыбка, – но Господь вам всем судья».
Из подвешенного к поясу ридикюля она вынула образок на цепочке.
– Вы заняты, не стану больше отнимать у вас времени. Я, собственно, хотела лишь вручить вам образок святого Николая-чудотворца. Пусть он принесет вам победу.