169 
Алексей уходил все дальше в лес, чувствуя, что начинает замерзать. Сзади раздался какой-то топот. Он оглянулся и увидел Барышева с теплой курткой.
— Леха, постой!
— Чего тебе?
— Да так, переживаю.
— По поводу?
— Подумал, что ты пошел вешаться.
— Я бы лучше с балкона спрыгнул, как бедняга Иванов. Согласно, теории вероятности, все, что оттуда сваливается, точнехонько попадает виском прямо об угол стола.
— Ладно, брось.
— Слушай, я ведь было подумал, что ты мне друг.
— А что изменилось?
— Скажи честно: твоя работа?
— Ну, хорошо. Чем тебе поклясться, что я никого в этом санатории не убивал? Или ты совсем никому не веришь?
— Почему? Верю.
— Хочешь, я тебе одну правду скажу, только ты не обижайся.
— Ну, говори.
— Знаешь, Леха, людей нормальных на этой планете нет, это факт. У каждого свой пунктик имеется. Если не знаешь про этот пунктик, то человек тебе вроде бы кажется нормальным. Но все равно он втайне свою страстишку лелеет. Один, например, по бабам с ума сходит, меняет их, думая, что следующая будет той самой-самой. Другой на машинах помешан, вылизывает железную голубушку, последние бабки в нее вкладывает. Третий марки собирает или еще какое-нибудь дерьмо. И каждый про другого думает: дурак он, что ли? А бывают тронутые своей работой: дом для них так, перевалочный пункт. Вот намаяться где-то, чтобы конечности гудели и башка была чугунная, — это кайф! У тебя вот кайф приходит, когда ты до истины докапываешься. Ты хоть интересуешься иногда, чем все кончилось, когда дело к следователю ушло? Уверен, что нет. Тебе главное — найти. Решить очередную задачку. Да и решай ты их себе на здоровье, только прежде чем свои выводы обнародовать, подумай о тех, кому с этим жить.
— Ну, спасибо, просветил. А у тебя, прости за нескромность, какой пунктик? Не поделишься или стыдно?
— Почему? Я, например, жену свою очень люблю.
— Так и я люблю. Это неинтересно.
— Любить по-разному можно. На меня собственная сила давит, поэтому все маленькое и слабое вызывает потребность защищать. А чтобы кайф сильнее был, я эту потребность не распыляю, а концентрирую на одном объекте.
— Я не знал, Барышев, что ты такой философ.
— А ты думаешь, что иметь мозги — твоя привилегия? Всякий дурак иногда бывает очень мудрым. Так что ты дурить кончай. Пойдем в коттедж, представители власти уже убрались со своим трофеем, завтра с утра и мы двинемся. Отдохнули, нечего сказать.
— Да, все правильно, все хорошо, только жить почему-то не хочется.
— А ты живи. Ищи, ради Христа, свою истину. Может, ты и есть пророк в своем отечестве. А? — Барышев слегка подтолкнул Алексея в бок. — Ну что, мир?
— Сам не знаю. Я так сразу не могу.
— А ты попроще. Теорию разумного эгоизма все в школе изучали. Если тебе хорошо, то и другим нормально.
— Что-то я сомневаюсь в правильности твоего изложения. Надо у жены поинтересоваться, что она там преподает.
— Сашку ты зря обижаешь. Повезло тебе, а ты ее все время вроде как золотую монету на зуб пробуешь: настоящая или нет. Может, хватит?
— Все, сдаюсь! Достал ты меня, честное слово.
— Пошли в картишки перекинемся. Это у тебя здорово получается.
— Должен же и я какие-то таланты иметь.
— Ладно прибедняться. Ты, как красивая девка, на комплимент, что ли, напрашиваешься?
— А ты только гадости умеешь говорить?
— Это лучше у моей жены поинтересоваться, чего я там умею говорить.
Так, подкалывая друг друга, они добрели до своего коттеджа. Там уже царило оживление. После того как исчез источник напряжения, людей охватила эйфория. Кто-то уже сообразил накрыть злосчастный угол чистым полотенцем, кто-то собирал с народа деньги на поход в местный бар, кто-то тащил к столу продуктовые запасы. У Леонидова возникло впечатление, что сотрудники «Алексера» собираются праздновать удачно провернутое дело. Алексея замечали, но делали вид, что ничего не случилось. Он тоже сделал вид, что принимает правила игры, и пошел искать Александру.
Жена сидела в их номере в кресле с какой-то книжкой в руках и делала вид, что читает. По ее щекам стекали слезы и капали вниз, оставляя следы на серой бумаге. Саша молчала, старательно листая страницы. Сережку она отпустила, и он убежал к детям, но реветь в голос Александра стеснялась. Алексей стремительно выхватил у нее книгу, шлепнулся на колени возле кресла и уткнулся головой в Сашин согретый мягким шерстяным свитером живот.
169 
